Виктор Кобылин - Император Николай II и заговор генералов

На основании этого можно утверждать, что Св. Синод Православной Российской Церкви де факто признал Временное правительство еще до отречения Николая II от престола. Необъяснимым с точки зрения здравого смысла было и торжественное заседание Св. Синода, состоявшееся сразу после свержения Государя – 4 марта 1917 года. На нем председательствовал уже известный нам митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) и новый синодальный обер-прокурор В.Н. Львов, назначенный на эту должность Временным правительством. Без всякого видимого принуждения и, надо полагать, вполне искренне митрополит Владимир и члены Синода выражали искреннюю радость по поводу наступившей «новой эры в жизни Православной Церкви».

На следующий день, 5 марта 1917 года, Синод распорядился, чтобы во всех церквях Петроградской епархии многолетие Царствующему Дому «отныне не провозглашалось», а 6 марта 1917 года митрополит Киевский Владимир поспешил направить от своего имени по всем епархиям телеграммы. Они содержали распоряжение о том, что «моления следует возносить за Богохранимую Державу Российскую и Благоверное Временное правительство Ея».

Российское же правительство, которое должно было бы ясно сознавать опасность общественного крена идей, не только не предприняло никаких мер к обузданию грядущей смуты, но легко самоустранилось от участия в защите интересов страны. «В 10 лет “Государственная” Дума промотала все, что князья Киевские, Цари Московские и Императоры Петербургские, а также сослуживцы их доблестные накапливали и скопили за тысячу лет», – обобщал словно бы в послесловии к истории погибшей империи философ Василий Васильевич Розанов весной 1918 года.

В свете этих исторических событий становится понятным тяга новых поколений историков и публицистов русской эмиграции обобщить знания, разделить мифы и события реальные и установить, быть может, более значимые причины «февраля 1917-го». Отдельная линия книги, вынесенная в ее заголовок, – тема взаимоотношений начальника штаба главнокомандующего, Свиты Его Величества генерала от инфантерии М.В. Алексеева и Государя. Для этого важным представляется понимание значения и роли лиц Свиты, по Высочайшему указу зачислявшихся туда в качестве знака особой монаршей милости, а следовательно, и личного доверия Государя. Бесспорно, трудолюбивый и талантливый в штабной работе Алексеев имел на подобную привилегию все права, однако, по мнению автора, да и вообще объективно, именно он стал центральной фигурой грядущего государственного переворота, на котором сошлись многие, если не все, линии заговора.

Парадоксальность этого факта слишком очевидна, чтобы игнорировать ее по причине сравнительной «неизученности». Ближайшее в военном отношении лицо к Государю, человек, вышедший из самых низов народных, сделавший блестящую военную карьеру и осыпанный милостями своего монарха, стал главным распорядителем заговора. Книга Кобылина убедительно показывает, как генерал-адъютант в иных случаях умело педалировал события, изолируя сторонников Государя, мобилизуя своих единомышленников и все более, говоря образно, затягивая петлю на шее монарха.

Делал ли он это по каким-то ему лишь ведомым побуждениям, находился ли в ослеплении, был ли просто марионеткой в руках «мировой закулисы» – вот круг вопросов, на которые автор отвечает на страницах своей книги, предоставляя время от времени слово самым активным участникам переворота и современникам февральской трагедии. Надо отметить, что многие из них, находясь уже в эмиграции, поразительно простодушно признавались в собственных преступлениях, даже не осознавая смысла свершенного ими поступка. На это нередко обращает внимание и автор, в отступлениях от прямой речи участников дающий собственную оценку их дел, что порой бывает даже излишне, ибо слишком очевидными выглядят эти поздние признания и прозрения отступников. По ходу чтения книги становится все более понятной внутренняя и внешняя политическая обстановка тех лет, и все же авторские обобщения придают описательной части некоторую завершенность.

Мемуары и «прямая речь» участников и свидетелей выступают в книге мозаичным историческим полотном, на фоне которого разворачивается поистине Евангельская фабула взаимоотношений Преданного и Предающего. История, столь роковым образом время от времени повторяющаяся в России.

Одна мысль, невольным образом возникающая в ходе прочтения книги Кобылина, кажется особенно важной. Никакие, пусть в отдельных случаях, самые злостные устремления отдельных должностных лиц Империи не имели бы и малейшего шанса на успех, не выступи они единым фронтом под руководством умного и злого гения в лице начальника штаба Верховного главнокомандующего, сложившего и доведшего ситуацию вокруг отречения до ее практического воплощения.

Роль генерал-адъютанта Алексеева в трагедии «февраля 1917 года» перечеркивает его усилия по борьбе с большевизмом, и блестящие организаторские таланты по структурному оформлению и финансированию белой армии на ее начальном этапе – явствует из книги. В заключение Кобылин приводит даже ссылку на воспоминания одного из начальников штаба Марковского полка, Баттенбиндера, который из уст начальника дивизии генерала Тимановского слышал свидетельство о позднем раскаянии и прозрении генерала Алексеева, произнесенном вслух в присутствии последнего незадолго до своей кончины.

Кстати сказать, генерал-адъютант Алексеев ненадолго пережил преданного им монарха, скончавшись на Юге России летом 1918 года от болезни почек. Другой активный заговорщик, генерал Рузский, был незадолго до того казнен большевиками на Северном Кавказе. Чуть позже, в 1919 году, от тифа умер еще один предавший Государя генерал-изменник – Н.И. Иванов.

И все же, несмотря на центральную линию повествования, задача автора простирается далее того, чтобы представить историю предательства лишь как эпизод фатального невезения Государя, в трудный момент подпавшего под демоническое влияние своего начальника штаба.

Кобылин дает и недвусмысленную оценку действий родственников Государя в те дни, подчеркивая, что измена получила твердую почву и в великокняжеской среде, призванной, как и Церковь, быть опорой императорского служения.

Автор вспоминает один из самых хрестоматийных примеров, превосходно характеризующих ситуацию, сложившуюся в высших слоях общества. Напомним читателю суть его вкратце. 1 марта в 4 часа 15 минут дня в Таврический дворец приехал Великий князь Кирилл Владимирович. Великого князя сопровождали адмирал, командующий гвардейским экипажем, и эскорт из нижних чинов гвардейского экипажа. Великий князь прошел в Екатерининский зал, куда уже был вызван председатель Государственной Думы М.В. Родзянко. Обратившись к председателю Думы, Великий князь Кирилл Владимирович заявил: «Имею честь явиться к вашему превосходительству. Я нахожусь в вашем распоряжении. Как и весь народ, я желаю блага России. Сегодня утром я обратился ко всем солдатам гвардейского экипажа, разъяснил им значение происходящих событий и теперь могу заявить, что весь гвардейский флотский экипаж в полном распоряжении Думы». Слова Великого князя потонули в криках «ура». М.В. Родзянко поблагодарил Великого князя и, обратившись к окружающим его солдатам Гвардейского экипажа, сказал: «Я очень рад, господа, словам Великого князя. Я верил, что гвардейский экипаж, как и все остальные войска, в полном порядке выполнит свой долг, поможет справиться с общим врагом и выведет Россию на путь победы». Слова председателя Государственной Думы, как свидетельствуют очевидцы, были также покрыты криками «ура». Затем М.В. Родзянко, обратившись к Великому князю, спросил, угодно ли ему будет оставаться в Думе. Великий князь ответил, что к Государственной Думе приближается гвардейский экипаж в полном составе и что он хочет представить его председателю Думы. «В таком случае, – заявил М.В. Родзянко, – когда я вам понадоблюсь, вы меня вызовете». После этого М.В. Родзянко возвратился в свой кабинет. Ввиду того что все помещения Думы заняты, представители комитета петроградских журналистов предложили Великому князю пройти в их комнату. Вместе с Великим князем в комнату журналистов прошли адмирал гвардейского экипажа и адъютант Великого князя.

Читать дальше