Николай Ефимов - Горькое лето 1941-го

– Угрозу, что бы сейчас ни утверждали некоторые авторы, ощущало и руководство СССР и стремилось ее предотвратить.

– Именно для этого 23 августа 1939 года был подписан советско-германский договор о ненападении, а 28 сентября – советско-германский договор о дружбе и границе. В Европе создалась новая ситуация: Польша временно перестала существовать как самостоятельное государство, германские войска вышли на «линию Керзона» и теперь нависали над западной границей СССР, создавая также угрозу государствам Прибалтики.

– Германия высказывала какие-либо претензии к этим государствам? Аншлюсу Австрии, вводу гитлеровских войск в Чехословакию предшествовали большие пропагандистские кампании.

– Нет, официально Германия тогда на Прибалтику не претендовала. Однако и без того было понятно, что новая обстановка была опасной и для СССР, и для балтийских стран.

– Опасность была очевидной, но можно ли было как-то ее устранить?

– Думаю, что можно. Находясь в тот момент в отставке, Черчилль в качестве члена палаты общин английского парламента и оппозиционера правительству Чемберлена тщетно взывал к необходимости общей активизации британской политики на востоке Европы, включая принятие предложений СССР о коллективной безопасности, военно-политическом союзе Британии, Франции, СССР и предоставление совместных гарантий безопасности Эстонии, Латвии, Литве. Он писал: «Если бы, например, по получении русского предложения Чемберлен ответил: “Хорошо. Давайте втроем объединимся и сломаем Гитлеру шею” или что-нибудь в этом роде, парламент бы его одобрил, Сталин бы понял, и история могла бы пойти по иному пути. Во всяком случае, по худшему пути она пойти не могла».

– Что же конкретно предлагал Черчилль?

– В мае 1939 года он подчеркивал, пытаясь переубедить Чемберлена: «Нужно не только согласиться на полное сотрудничество России, но и включить в союз три прибалтийских государства – Литву, Латвию и Эстонию. Этим трем государствам с воинственными народами, которые располагают совместно армиями, насчитывающими, вероятно, двадцать дивизий мужественных солдат, абсолютно необходима дружественная Россия, которая дала бы им оружие и оказала другую помощь». Чемберлен этим словам не внял.

– Почему?

– Он еще не исчерпал тактики «умиротворения» Гитлера, и таким образом последние возможности сохранения мира были упущены. Он вообще был слеп и глух к любым контрпредложениям своему курсу. Но единому антигитлеровскому фронту противился не только Чемберлен – и «Восточный фронт» против гитлеровской Германии не мог быть создан не только из-за англо-французской «Мюнхенской политики» и активного противодействия Берлина. Можно сказать, что этот так и не созданный фронт был неизлечимо болен изнутри: тогдашние правительства Литвы, Латвии и Эстонии сознательно противодействовали любому плану, или предложению, которые предполагали участие Советского Союза или взаимодействие с ним.

– Подобную же, простите, узколобую позицию заняла и Польша.

– Такую же позицию занимали Польша, Румыния, Финляндия. Некоторые из этих государств дошли до того, что любую гарантию их неприкосновенности, данную советской стороной, объявляли… проявлением агрессии со стороны СССР! Столкнувшись с такой упрямой и непримиримой позицией, Черчилль констатировал: «Препятствием к заключению такого соглашения служил ужас, который эти самые пограничные государства испытывали перед советской помощью в виде советских армий, которые могли пройти через их территорию, чтобы защитить их от немцев и попутно включить в советско-коммунистическую систему. Ведь они были самыми яростными противниками этой системы. Польша, Румыния, Финляндия и три прибалтийских государства не знали, чего они больше страшились – германской агрессии или русского спасения. Именно необходимость сделать такой жуткий выбор парализовала политику Англии и Франции».

– В общем, великие державы в очередной раз оставались в стороне, не беря на себя никакой ответственности…

– А тем временем Германия уведомила Москву, что Прибалтика остается вне сферы ее интересов на востоке Европы. Это дало возможность СССР активизировать свои отношения со странами Балтии, и правительства этих стран были вынуждены заключить с Советским Союзом договоры о взаимной помощи. Договор с Эстонией был подписан 28 сентября, с Латвией – 5-го, а с Литвой – 10 октября 1939 года. Европа уже была охвачена войной, перестала существовать Польша, и прибалтийским странам было необходимо оставаться вне войны – любой ценой. Договоры с СССР воспринимались тогда общественностью этих стран как наименьшее из зол.

– Следуя логике «больших величин», Советский Союз не мог ограничиться договорами о будущей взаимопомощи. Следовало делать все возможное, чтобы максимально обезопасить свои границы от возможной агрессии.

– Разумеется, и в 1940 году в связи с ростом угрозы войны после поражения Франции, а затем падением Норвегии и возрастанием германской военной угрозы на западной границе Советским Союзом с правительствами прибалтийских стран были подписаны договоры о предоставлении нам военных и военно-морских баз на их территориях и о вводе и размещении на этих базах советских войск. В результате, как свидетельствует Уинстон Черчилль, «южный путь на Ленинград и половина береговой линии Финского залива оказались в кратчайший срок блокированными советскими вооруженными силами на случай немецких поползновений. Открытыми оставались подступы только через Финляндию».

– В общем, абсолютно логичное, стратегически продуманное решение.

– Да, в военно-политическом плане целесообразность принятых мер сомнений не вызывает. Не случайно ведь эти договоры были признаны всеми – кроме США – государствами, имевшими дипломатические соглашения со странами Прибалтики. Договоры определяли статус наших воинских контингентов, в частности, их полное невмешательство во внутренние дела этих государств и строгое соблюдение правил при выходе или выезде за пределы отведенных им мест дислокации.

– И все же, как реально отразилось присутствие советских войск на внутренней и внешней политике этих государств?

– Оно, равно как и общее осложнение военно-политической обстановки, оказывало достаточно сильное влияние на общественную сферу в Прибалтике. В создавшейся ситуации «дрейф» этих стран в направлении к СССР и под его давлением был неизбежен. Явно оживилась деятельность левых, просоветски настроенных политических сил, хотя они и не преобладали. В итоге избранные на основании существовавших законов о выборах парламенты – народные сеймы Латвии и Литвы и государственная дума Эстонии – 21–24 июля 1940 года приняли декларации о восстановлении советской власти, о вступлении в состав СССР, о признании земли государственной собственностью и о национализации основных средств производства. На сессии Верховного Совета СССР 3–5 августа Литва, Латвия и Эстония вошли в состав СССР.