Александр Оришев - Тайны российской аграрной науки: тимирязевский прорыв. Монография

И действительно обкомовцы не заставили себя долго ждать, привезли картошку, сахар, мясо. Жизнь семьи постепенно налаживалась.

Если о профессорах более или менее заботилось руководство республики, то о студентах не думал никто, кроме преподавателей, которые сами подкармливали молодёжь.

Но, несмотря на тяжелейшие бытовые условия и голод уже в декабре 1941 г. в Самарканде были начаты учебные занятия. Студенты вечером учились, а днём работали, прилагая все усилия, чтобы помочь сельскому хозяйству, накормить себя, армию и тыл.

Поезд на Самарканд, ушел, увозя большую часть преподавателей, сотрудников и студентов академии. Но и в Москве осталось некоторое число профессоров, преподавателей и научных работников. Некоторые из них были задержаны из-за работы в лабораториях, обслуживающих военные нужды, другие не были в состоянии выехать из-за болезни членов семьи, некоторые намеревались эвакуироваться в другие места к своим родным и т. п.

Несмотря на то, что у многих задержавшихся в Москве были на то серьезные причины, у некоторых работников академии стали неожиданно возникать ни на чем не основанные подозрения. Уже на второй и третий день можно было услышать от этих людей при встрече такой вопрос: «Как, вы еще не уехали?»

И эта фраза произносилась тоном, не оставляющим сомнения, что тебя в чем-то подозревают. Действительно, ничего нет хуже всеобщей подозрительности.

С 1929 г. по 1941 г. кафедрой молочного дела заведовал профессор Рудольф Эдуардович Герлах – известный сыродел немецкого происхождения.

То, что Р. Э. Герлах имеет немецкие корни, работать ему не мешало, и он пользовался заслуженным уважением со стороны коллег по академии. Но наступила Великая Отечественная война и у профессора начались проблемы. 4 ноября 1941 г. его арестовали по обвинению в шпионаже. Пять месяцев просидел профессор в тюрьме, все время подвергаясь допросам. И, несмотря на то, что предъявленное по 58-й статье УК 30 30 Ст. 58 Уголовного кодекса РСФСР 1922 г. имела цель противодействия контрреволюционной деятельности. Сюда входило обвинение в шпионаже, организации террористических актов, направленных против представителей советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций. Заключённые, приговорённые по статье 58, назывались «политическими», по сравнению с обычными преступниками («уголовниками»). После освобождения заключённые не имели права поселиться ближе, чем в [битая ссылка] 100 км от крупных городов (в оговорённые судом сроки). тяжкое обвинение ничем не подтвердилось, тем не менее, он на пять лет был выслан в Казахстан в город Джамбул. Оттуда ему удалось в начале 1943 г. перебраться для работы по специальности на Алтай, а затем устроиться в Алтайский техникум, и получать при этом академическую пенсию.

Морально очень тяжелой была обстановка в покинутой Тимирязевке. Военные события не сулили никаких радостных надежд. Работа в академии была прекращена почти совершенно, учебные корпуса не отапливались, некоторые из них «консервировались» на длительный срок. Наготове стояла легковая машина для вызова в последнюю минуту заместителя директора, оставшегося в Москве для ликвидации всяких дел.

Главный административный корпус, где размещались дирекция и учебная часть, стоял с заколоченными окнами. В полумраке по комнатам бродила Александра Вячеславовна Метелкина, старший диспетчер и единственный оставшийся сотрудник учебной части. Вся ее фигура говорила о запустении и заброшенности, сильно напоминала Фирса в последнем действии «Вишневого сада», а заместитель директора, подобно купцу Лопахину из той же пьесы, распродавал как вишневый сад на вырубку академический лес, на который, ввиду отсутствия каменного угля, охотников было очень много.

Бытовая обстановка в домах преподавателей также была трудной. Дома не отапливались совершенно. Электричество было выключено. Керосина не хватало. В квартирах приспосабливались маленькие железные печурки, в которых готовилась еда и кипятился чайник. Печурки эти топились чем попало, но главным образом щепками. Редко удавалось достать немного дров.

Однажды жильцы профессорского корпуса решили своими силами пустить в доме отопление. Выяснили, что для этого требуется в сутки восемь кубометров дров. Договорились с заведующим Лесной дачей академии и отправились рубить дрова. Работали без перерыва целый день. В конце дня оказалось, что нарубили всего семь кубометров. Овчинка не стоила выделки.

Заметно улучшились условия жизни только с осени 1942 г. Все работники академии весной этого года получили земельные участки, на которых имели возможность вырастить овощи: картофель, капусту, свеклу, морковь и прочее. Выращивали и сахарную свеклу, из которой потом экстрагировали водой сахар и, уваривая сироп, получали нечто вроде сахара со специфическим свекловичным привкусом. Но этот сахар был питательным и по своим полезным качествам значительно превосходил сахарин, которого, впрочем, тоже невозможно было достать.

Условия жизни и учебы у студентов тоже были нелегкие. Из-за недостатка свободных помещений (часть корпусов общежитий была занята под госпиталь) студентов размещали только в одном общежитии и уплотняли до пределов возможного. Общежития не отапливались. Свет был выключен и давался только в главный корпус, где, правда, размещались библиотека и читальные залы. Питание в студенческой столовой было на низком уровне. Ежедневно студенты получали за обедом блюдо, представлявшие собой жидкую похлебку из пшеничных зерен.

Во время войны студенты были приравнены в снабжении к рабочим и получали рабочую карточку. Это характеризовало заботу правительства о студентах. Но это обстоятельство иногда привлекало в вузы проходимцев, которые шли в Тимирязевку не ради учебы, а ради продовольственной карточки.

Типичным явлением военных лет была текучесть студентов. Пользуясь тем, что учащихся во многих московских вузах было мало, и каждый вуз старался привлечь к себе молодежь, свободную от военных обязанностей, молодые люди, особенно девушки, кочевали из одного учебного заведения в другой нередко целыми группами. Они поступали в один вуз, но, не удовлетворившись чем-то, через месяц переходили в другой, а затем таким же образом в третий и четвертый.