Array Коллектив авторов - Этнокультурная история казаков. Часть III. Славянская надстройка. Книга 4

Составитель Александр Витальевич Дзиковицкий

ISBN 978-5-4483-1468-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

СОСТАВИТЕЛЬ А. В. ДЗИКОВИЦКИЙ

Русский поэт Максимилиан Волошин называл императора Петра I «первым большевиком на троне». Характеристика хотя и образная, но исключительно точная. Стольник Пётр Хованский, как говорится, буквально в воду глядел, с воцарением в 1689 году на престоле Московии царя Петра I, впоследствии первого императора Всероссийского, «правда» казаков очень надолго, пожалуй, даже навсегда, разошлась с «правдой» новой империи.

Интересно, а был ли сам царь Пётр настоящим русским царём? Уж очень он ненавидел всё русское и очень уж любил всё заграничное… Интересно посмотреть, найдётся ли что-то об этом в документах XVII века? Да! Оказывается, именно это утверждали стрельцы, восставшие вскоре после возвращения Петра из длительной заграничной поездки. Напомним, что ранее стрельцы составляли надёжную царскую гвардию, были приближены к царскому двору. Отборные части стрельцов несли службу в столице и в Кремле. И вот, после возвращения Петра среди стрельцов начались волнения. Историк Р. Масси, собравший много документов по эпохе Петра, автор двухтомника «Пётр Великий», сообщает: «К тому же поговаривали, что Пётр вконец онемечился, отрёкся от православной веры, а может, и умер. Стрельцы возбуждённо обсуждали всё это между собой, и их личные обиды вырастали в общее недовольство политикой Петра: отечество и веру губят враги, а царь уже вовсе не царь! Настоящему царю следовало восседать на троне в Кремле… А этот верзила целыми ночами орал и пил с плотниками и иностранцами в Немецкой слободе, на торжественных процессиях плёлся в хвосте у чужаков, которых понаделал генералами и адмиралами. Нет, он не мог быть настоящим царём! Если он и вправду сын Алексея, в чём многие сомневались, значит, его околдовали, и припадки падучей доказывали, что он – дьявольское отродье. Когда всё это перебродило в их сознании, стрельцы поняли, в чём их долг: сбросить этого подменённого, не настоящего царя и восстановить добрые старые обычаи».

После жестокого подавления восстания стрельцов, на допросах и следствии выяснилось, что стрельцы «собрались сначала разгромить и сжечь Немецкую слободу, перерезать всех её обитателей, а затем вступить в Москву […] схватить главных царёвых бояр […]. Затем предполагалось объявить народу, что царь, уехавший заграницу по злобному наущению иноземцев, умер на Западе и что до совершеннолетия сына Петра, царевича Алексея, вновь будет призвана на регентство царевна Софья».

Приводя эти показания стрельцов, Р. Масси говорит, что сегодня трудно судить – было ли всё это правдой. Тем не менее, сам факт того, что подобные утверждения громко звучали на Руси в то далёкое время, очень интересен.

Казачья независимость раздражала каждого русского царя, и тем более не мог её переносить такой тиранический император, как Пётр I. Он не признавал никакой добровольности в казачьей помощи, а принимал её, как нечто казаками обязанное.

К концу XVII века приток беглых крестьян из России на Дон, в верхние городки, расположенные по pекам Хопру и Медведице, усилился до того, что это стало беспокоить и Главную Войску, так как с ними в тех местах стало развиваться нежелательное в военном быту земледелие. Ввиду этого в верхние городки была послана в 1690 году от Войскового Круга строгая грамота: «а если станут пахать и того бить до смерти и грабить». Эта мера до некоторой степени сократила прилив земледельческого элемента на Дон, часть беглых возвратилась на свои прежние места. В то же время, на требование Москвы не подговаривать и не принимать в свою среду беглых крестьян Донское Войско, твёрдо держась старых традиций «с реки не выдавать», отвечало или отказом, или уклончиво, что «таковых, де, на Дону не разыскано».

Помимо крестьян московских областей, на Дон в конце XVII и в начале XVIII веков стали усиленно переселяться днепровские черкасы, недовольные порядками на Украине, где во время «Гетманщины» стал выделяться класс старшин, крупных землевладельцев, и прежде свободное реестровое казачество стало обезземеливаться, порабощаться, обращаться в крепостных холопов. В таком положении был Дон при фактическом вступлении в сентябре 1689 года на престол единого самодержца Петра I.

* * *

В конце 1689 года Войско Донское вынуждено было заключить с азакцами невыгодный для себя мир, с условием не нападать на казачьи городки и южные пределы России. Азакцы были рады этому и втихомолку готовились к новым стычкам. Дав повеление Дону «чинить промыслы над азакцами и крымцами», Пётр I, объявивший себя в 1689 году единодержавным государем, деятельно готовился к войне с этими своими врагами. Мир, однако, продолжался до 1691 года. Главные причины заключения такого продолжительного мира были: внутренние неурядицы в Войске, частые ссоры с калмыками, ногайцами и черкесами, которых подстрекали к тому бежавшие с Дону противники Москвы во главе с Лёвкой Маноцким и Петром Мурзёнком. Последний, не добившись в Москве амнистии для старообрядцев, перебрался в числе многих других на Куму. Скоро они нашли могущественного для себя покровителя в лице крымского хана.

Маноцкий и Мурзёнок при помощи хана хотели вернуть Дону его старую казачью волю, его древнюю независимость. Но они не рассчитали, что в Черкасске сидел атаманом хотя и преданный рабски Москве, но испытанный в боях воин, – Фрол Минаев. Он случайно узнал о готовящейся опасности и принял все меры предосторожности. В Москву была послана лёгкая станица просить помощи, а азакцам – «размирная».

Весной 1691 года струги казачьи полетели в море громить крымские и ногайские улусы, а конница сухопутьем – под Перекоп. Набег был для донцов удачен. План врагов расстроился.