Сборник статей - Россия и США: познавая друг друга. Сборник памяти академика Александра Александровича Фурсенко / Russia and the United States: perceiving each other. In Memory of the Academician Alexander A. Fursenko / Russia and the United States: perce

Why this was so tells us much about Alexander Alexandrovich’s qualities as a scholar. Before the publication of “ One Hell of a Gamble ”, American historians largely interpreted the Cuban missile crisis as the consequence of great power strategies, perceptions, ideologies, and collective leadership wills, well developed and collectively shared, and informed by extensive and reasonably reliable intelligence. [9] This view had been reinforced just as A. A. was completing his work in a new book by the leading American diplomatic historian John L. Gaddis, We Now Know: Rethinking Cold War History (Oxford, 1997). A. A.’s careful archival work undermined most if not all of these explanations. By carefully mustering his evidence and presenting his arguments in clear unvarnished prose, he managed to persuade general American readers and scholars alike how perilous and unstable the crisis actually was, and how American historians themselves had misunderstood some fundamental elements of Soviet-American relations.

In contrast to a commonly held view, for example, one of A. A.’s most interesting discoveries was that the status of Berlin actually had little to do with the Soviet move on Cuba. Far from being a carefully thought out part of a collective Soviet leadership’s great power strategy, as most American scholars assumed, the decision to send the missiles to Cuba was a rather impetuous one made essentially by Khrushchev alone, with only the full confidence and support of Rodion Malinovskii, his aggressive Minister of Defense. A. A. not only showed that Soviet intelligence on Cuba was rather dismal, especially that coming from the KGB, but that American intelligence was not much better. As a result, there was a real possibility that a tactical conflict might have rapidly escalated into something far worse than either the American or Soviet leaders initially imagined, especially since the Soviet commander in Cuba may well have had far greater authority of the use of his weapons than Kennedy and his advisors suspected. In other words, A. A.’s research showed that the Cuban Missile Crisis was “one hell of a gamble” not as Kennedy used the phrase in responding to his advisers’ calls to invade Cuba and remove both Soviet presence and Castro regime by the strongest possible use of force, but in terms of the way the crisis itself spun out of control, leaving the world a hairsbreadth away from thermonuclear catastrophe.

Alexander Alexandrovich Fursenko is thus remembered by his many American colleagues as a Soviet-trained scholar whose work managed to show that however structural the underpinnings of historical development, whether understood in Marxist or other forms, there are critical moments in history when historical outcomes are largely if not totally contingent of the character of the personalities involved and the ways their wield their power. This is a sobering lesson indeed in today’s highly unstable world. And as the contributions to this volume also testify, he is also remembered with fondness and appreciation for all of his efforts to bring two formerly different scholarly worlds together in a single, cooperative, and respectful community. Here, too, perhaps, his success is also a sobering reminder as we memorialize him here of how important such efforts continue to be for us all.

Время неумолимо. Незаметно уходят годы и даже век – XX, а с ними и дорогие сердцу и уму друзья и коллеги, с которыми прожил и проработал отнюдь не простые и легкие, но, в общем, плодотворные периоды жизни. Вот и наступающий 2015 г. для меня особый. В январе 1955 г., 60 лет тому назад, я впервые ступил на ленинградскую землю, приехав для работы в знаменитом Центральном государственном историческом архиве (ЦГИАЛ) по своей дипломной теме о формировании промышленного пролетариата в Донбассе второй половины XIX в. И так прикипел всей душой к этому великому городу с его славной и трагической судьбой, что поломал свои первоначальные планы, отказавшись от зарезервированной персонально для меня аспирантуры в киевском академическом Институте истории Украины в пользу ленинградской, успешно сдав в начале июля, сразу после окончания истфака Одесского университета, аспирантские экзамены в Ленинградском педагогическом институте. носившем прежде имя М. Н. Покровского. Через два года его неоправданно слили с ЛГПИ им. А. И. Герцена, и я, таким образом, уже там закончил аспирантуру.

Тогда же мне необычайно повезло, о чем я вспоминал в сборнике, посвященном памяти моего научного руководителя профессора М. П. Вяткина, по приглашению которого я окончательно связал свою судьбу со ставшим мне родным и фактически единственным местом работы – Ленинградским отделением Института истории АН СССР (ЛОИИ), нынешним С.-Петербургским институтом истории РАН. А благодарная память снова и снова возвращает в те уже очень далекие 1950–1960-е гг., когда начиналась моя научная биография, становление как историка России XIX – начала XX в. В ЛОИИ я был зачислен старшим научно-техническим сотрудником 1 сентября 1958 г., и запись об этом в моей трудовой книжке осталась практически единственной (не считая 5 лет, 1967–1972, преподавательской работы по совместительству на кафедре истории СССР Герценовского института). Но связи с ЛОИИ у меня установились уже в аспирантские годы, когда я познакомился еще в Покровском институте с преподававшим там по совместительству Р. Ш. Ганелиным и аспирантами Б. В. Ананьичем и Т. М. Китаниной, не говоря уже о Михаиле Порфирьевиче Вяткине, который, заведуя в ЛГПИ кафедрой истории СССР, в 1955 г. возглавил только что восстановленный после закрытия в начале 1953 г. ЛОИИ, старейший в стране и авторитетный в науке исследовательский исторический институт, куда раньше меня перешли работать вышеупомянутые мои друзья и коллеги. А я еще до работы в институте по предложению редколлегии подготовил одну из первых своих исследовательских статей о монополизации угольной промышленности Донбасса в конце XIX в. в 1-м томе Трудов ЛОИИ «Из истории империализма в России» (М.—Л., 1959).

Тематика указанного сборника отразила начало большой публикаторской и исследовательской работы, развернутой с конца 1950-х гг. в Отделении истории АН СССР в рамках Проблемного совета по истории Великой Октябрьской социалистической революции 1917 г. во главе с академиком И. И. Минцем вновь организованной секцией по изучению исторических предпосылок революционного процесса в России начала XX в., революций 1905–1907 и 1917 гг. Возглавил эту работу в Москве тогдашний директор Института истории профессор А. Л. Сидоров, а в ЛОИИ – М. П. Вяткин. Был составлен грандиозный план подготовки и публикации документальных сборников новых, выявленных архивных материалов по социально-экономической и политической истории России в XX в., в частности многотомной публикации материалов по истории революции 1905–1907 гг. – к ее 50-летию, и проведения больших всесоюзных и региональных конференций по истории экономики и общественного движения (рабочего, крестьянского, либерально-демократического).

В эту работу и был с самого начала включен я, и для меня, как и других ее участников, это была замечательная школа, которая так пригодилась в последующие годы. Трудность заключалась в том, что необходимо было привлечь к этой работе как опытных историков старшего поколения, многие из которых в той или иной мере пострадали от сталинских репрессий, так и способную творческую молодежь, новую ее генерацию. Сразу же после зачисления в штат ЛОИИ я как раз и был привлечен к начавшейся работе по подготовке сборника документов по истории монополизации нефтяной промышленности России. Одновременно готовились капитальные публикации и исследования по истории металлургической промышленности, аграрным проблемам.

Нефтяной промышленности не случайно отводилась особая роль, поскольку она в своем бурном развитии на рубеже XIX–XX вв. вывела Россию в число ведущих индустриальных стран мира. Во время работы над нефтяными сборниками и произошло мое знакомство с Александром Александровичем Фурсенко, товарищеские и деловые отношения с которым сохранились в последующие годы, как и благодарная о нем память. Александр Александрович к моменту нашего знакомства был уже, несмотря на свою молодость (31 год), вполне сложившимся ученым, успешно защитившим кандидатскую диссертацию и опубликовавшим на ее основе свою первую книгу (Борьба за раздел Китая и американская доктрина «открытых дверей». 1895–1900. М.—Л., 1956). В этом ему очень помогла жизненная и научная школа его университетских учителей – профессоров Н. П. Полетики и Б. А. Романова.