Георгий Катюк - Запад и Русь: истоки противостояния

Бесспорно, связь со всеми этими учениями есть, – а в случае с богомилами даже и полное тождество, – но что-то не позволяет усматривать в них корни катаризма. Не дотягивает каждое из них до имперской религии. Видимо, надо искать более древнее и универсальное начало.

И здесь следует обратить внимание на еще одну группу оценок. Ряд исследователей видят в «ереси» происки евреев, связывая ее корни с иудейской доктриной. Например, французский историк Мишле называет Лангедок «французской Иудеей» и пишет о его обитателях следующее: «В эту французскую Иудею, как справедливо называли Лангедок, проникли восточные верования: персидский дуализм, мистицизм и манихейство… Руководители брабансонов и альбигойцев, прикрываясь учением Аристотеля, тайно проповедовали пантеизм Аверроэса, тонкости каббалы и вообще иудейские идеи».

У той же Зои Ольденбург можно встретить если не прямое указание на связь с иудаизмом, то хотя бы отнесение катаризма к первоначальному христианству, которое, как мы знаем, не сильно отличалось от иудаизма [13] Приведенная выше фраза Григория Турского об обращении Рекареда («Рекаред… уверовал в Иисуса Христа») дает четкое подтверждение этого. Первоначальные христиане или ариане (если, конечно, Рекаред действительно к ним принадлежал, а не был иудеем) воспринимали Христа как обезличенного грядущего мессию (машиаха) в полном соответствии с иудейской доктриной. Распространенное же мнение о том, что арианство содержало веру в Христа хотя бы как в пророка, требует уточнений. Признание Христа скорее всего было напускным и не подчеркивающим его заслуг перед человечеством. Арианство – продукт мимикрии иудаизма в условиях наступления христианства. . Вот что она сообщает: «Современные историки (Фернан Ниэль) пишут, что учение катаров было не ересью, а религией, не имевшей ничего общего с христианством. Точнее было бы сказать, что оно не имело ничего общего с тем христианством, которое сформировалось за 10 веков существования Церкви. Религия катаров – это ересь, возвратившаяся к временам, когда догматы христианства еще не выкристаллизовались, и античный мир, столкнувшись с новой верой, искал пути ассимиляции с этой чуждой, чересчур динамичной и живучей доктриной, чьи явные противоречия смущали привыкшие к ясности античные умы».

В другом месте она высказывается еще более определенно: «Катары объявляли себя последователями традиции более древней, более чистой и более близкой к учению апостолов, чем римская Церковь, и требовали считать себя единственными христианами Святого Духа, ниспосланного им через Христа. Казалось бы, в этом они отчасти правы: катарский ритуал, из которого до нас дошли лишь два документа, датированных XIII веком, свидетельствует (и о том же пишет Жан Гиро в своей работе об инквизиции), что эта Церковь, без сомнения, располагала очень древними текстами, восходящими к первоначальной Церкви» [14] modernlib.ru/books/oldenburg_zoya/koster_monsegyura_istoriya_albigoyskih_krestovih_pohodov .

На первый взгляд, сравнение катаризма с иудаизмом или иудео-христианством кажется даже нелепым. Катары не признавали Ветхий Завет, а самого Яхве называли «злым богом». Римскую церковь, признававшую Ветхий Завет, они считали «синагогой Сатаны». (Впрочем, так же и католики называли церковь катаров.) Все положения катаризма восходят к Новому Завету, в особенности – к Откровению Иоанна Богослова. Да и сами себя они называли «добрыми христианами».

А еще, как утверждают, катаризм был дуалистической концепцией, что, собственно, и позволяет усматривать в нем именно манихейское начало, лишенное монотеистической подоплеки иудаизма. В картине мира, нарисованной катарами, присутствовали два бога – добрый и злой. Злым, как уже отмечалось, был бог Ветхого Завета. Добрый бог явился творцом духовного мира, в том числе и человеческих душ. Злой бог, он же Дьявол, он же Сатанаил, он же «Князь мира сего», облек эти души, изначально добрые, в темницу из греховной материи, творцом которой он и являлся, где они вынуждены томиться, переселяясь из одного тела в другое и не находя выхода. Христос, по их мнению, и был тем указующим перстом, ангелом, который был призван помочь душам освободиться из оков материального мира и воссоединиться с Богом. Средством такого воссоединения служил обряд consolamentum , в ходе которого человек становился «совершенным».

К слову сказать, далеко не каждый желающий мог рассчитывать на переход в разряд «чистых», как иначе называли «совершенных». Считалось, что этого достойны лишь люди, сознательно открестившиеся от соблазнов материального мира и подтверждавшие это праведной жизнью. Все остальные были рядовыми верующими – credentes .

Таково вкратце мировоззрение катаров, на первый взгляд, имеющее мало общего с иудейской доктриной. Впрочем, изложено оно здесь в основном по протоколам допросов инквизиции, что не позволяет считать эту трактовку полностью отвечающей действительности. Вряд ли инквизиторы удержались от соблазна исказить учение в целях оправдания своих зверств. Слишком уж мрачным и противоречивым оно здесь представляется для того, чтобы охватить пол-Европы. А уж для жителей Лангедока, славящегося своими балладами, трубадурами и менестрелями и называемого некоторыми «смеющейся цивилизацией», подобная система взглядов и вовсе кажется нехарактерной. Ну а как выбивались в застенках инквизиции нужные показания, мы все прекрасно знаем.

А поэтому стоит присмотреться к данному вероучению внимательней, используя для этого в том числе и те источники, в которых напрямую о нем не говорится.

И вот что обнаруживается при таком подходе. Оказывается, существовали две разновидности катаризма – радикальный и умеренный. Изложенная выше система представляет собой радикальную разновидность с ярко выраженной дуалистичностью понятия о Боге. Конечно, и в такой форме данная религия имела место быть. Но, думается, наиболее популярным был все-таки умеренный вариант. И вот почему. Безнадегу, нарисованную радикальными катарами, здесь сменял более оптимистичный сценарий борьбы Добра со Злом, Бога с Дьяволом, Света с Тьмой, Духа с Материей. Сатанаил здесь выступает в роли не Бога, но лишь падшего ангела, иногда даже Сына Божьего, который по степени влияния на ситуацию в мире, конечно же, уступает Богу, что предрекает противостоянию Добра и Зла более радужные перспективы.

Нетрудно заметить, что в таком виде катаризм не противоречит не только иудаизму, но и христианству в его ортодоксальной интерпретации. Правда, это, наверное, единственное, что роднит его с христианством. Ибо даже в умеренном своем виде он далек от последнего, несмотря на то, что ссылается на его священные книги. А. Иванов по этому поводу остроумно замечает: «Исследователей катаризма вводит в заблуждение его христианское внешнее оформление. Но оно было непременным условием сохранения жизни, свободы и возможности вести пропаганду. Нам в условиях коммунистической диктатуры тоже постоянно приходилось мимикрировать под язык господствующей идеологии, выступать, скажем, за «чистоту ленинизма», как в Средние века призывали вернуться к первоначальному христианству. При этом среди нас были и такие, кто действительно верил в этот самый чистый ленинизм, а были и такие, кто ленина на дух не переносил, и тем не менее с совершенно серьезным видом ссылался на его авторитет. Это диктовалось не только инстинктом самосохранения, но и тем, что народ был приучен к определенному языку и другого языка просто не понимал. Поэтому и приходилось ссылаться на ленина, а не, скажем, на Жоржа Сореля» [15] Иванов А. Катары, тамплиеры, масоны. Второе падение Монсегюра. – М.: Профит Стайл, 2008. .