Array Сборник статей - Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев»

Из 1940-го Мухин не только перепрыгивает в 1991 – й, но и отпрыгивает в 1937-й: «Катынское дело прекрасно объясняет, почему накануне Второй мировой войны потребовались чрезвычайные тройки и почему так беспощадно уничтожалась “пятая колонна”».

Масштаб его сверхзадачи действительно впечатляющ: не только обвинить во всевозможных грехах архитекторов перестройки, но и оправдать сталинские репрессии.

А вот Александра Филипповича Катусева Мухин обидел напрасно («…осенью 1990 г., главный военный прокурор СССР Катусев из отъявленных негодяев ГВП собрал “следственную бригаду” для юридической фальсификации этого дела»). Более ревностного борца с «пятой колонной», чем Катусев, пожалуй не найти. В 1990 году он совместно с В. Оппоковым написал для «Военно-исторического журнала» статью «Иуды. (Власовцы на службе у фашизма)» 7. Название говорит само за себя и выводит нас ещё на одну тему, не менее животрепещущую.

В 1990-е вышло несколько серьёзных книг об антисталинском протесте советских граждан 1941–1945 годов. Они, как правило, написаны молодыми историками и опубликованы частными издательствами. Но вот книга, написанная Михаилом Ивановичем Семирягой – корифеем советской исторической науки, ветераном (что немаловажно), напечатанная издательством РОССПЭН – «Российская политическая энциклопедия». В этой монографии, озаглавленной «Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы Второй мировой войны» 8читаем: «Подавляющее большинство граждан государств прежнего Советского Союза резко осуждает бесчеловечный сталинский режим. Но когда заходит речь о политической оценке тех, кто вёл активную борьбу против него, то возникает, казалось бы, парадоксальная ситуация: люди готовы сочувствовать тем узникам сталинского режима, которые были заточены в многочисленные лагеря ГУЛАГа и, по существу, не могли активно бороться против него. Но эти же люди психологически и поныне не готовы понять и принять тех противников Сталина, кто с оружием в руках сражался против того же режима… Жизнь всегда богаче, сложнее, многограннее любых, даже самых устоявшихся схем и стереотипов. Поэтому, думается, с течением времени отношение к коллаборационистам – исключая, конечно, подлинных военных преступников, карателей, которым нет и не может быть прощения, – наверняка изменится. Новые поколения наших соотечественников сумеют, очевидно, более широко и непредвзято оценить характер и мотивы поведения многих коллаборационистов, увидеть и понять трагичность их судеб» 9.

Такой взгляд, представленный фактически на официальном уровне, был большим событием для отечественной науки. Но тут же пошёл и откат назад. Борис Филиппов в статье «Сопротивление советскому режиму (1920–1941)» 10начинает «за здравие»: «Массовому сознанию был навязан тезис об отсутствии сопротивления, о пассивном поведении обескровленного мировой войной, революцией и войной гражданской населения, активная часть которого либо погибла, либо эмигрировала». Приводит многочисленные факты сопротивления большевизму в 1920-1930-е, классифицирует их. Но заканчивает «за упокой»: «…до начала Отечественной войны не прекращалось сопротивление сталинскому режиму». А что, после начала «Отечественной войны» оно прекратилось? Именно после 22 июня оно и развернулось по-настоящему.

С. Чуев, автор книги «Проклятые солдаты» 11, признаёт и наличие сопротивления, и его размах. Но, задаваясь вопросом, почему это стало возможным, даёт ответ: «В первую очередь, это готовность немецких командиров привлекать на службу местных жителей и военнопленных, хотя подобная инициатива порой и тормозилась гитлеровским окружением» 12.

Такая готовность немецких командиров проявилась отнюдь не сразу. Инициатива сотрудничества с немцами исходила именно от местного населения и от военнопленных. Идея политического оформления движения тоже исходила от местных – конкретно, от жителей Смоленска осенью 1941 года. Вопрос о том, что первично – антисталинский протест граждан СССР, перешедший из латентной фазы в открытую в условиях войны, или желание немцев пополнить кем-либо свои редеющие полки, – принципиально важен. Нельзя согласиться и с тем, что инициатива «порой и тормозилась гитлеровским окружением». Она встретила активнейшее противодействие нацистской партийной верхушки, прежде всего самого Гитлера, поскольку противоречила идеологическим установкам, разработанным ещё до войны.

«…У нас служба немцам, – продолжает Чуев, – всё-таки воспринималась, в том числе и в народном сознании, как предательство, а уж если бургомистром становился бывший советский или партийный чиновник, а полицаем – бывший милиционер, то такой поступок расценивался как особо циничный и непростительный…» 13

Единого отношения к сотрудничеству сограждан с немцами не было, поскольку само сотрудничество было массовым. Кроме того, многие смотрели на это с прагматических позиций. Криминальная полиция (в СССР – милиция) должна существовать в любой стране при любом режиме. И она должна быть местной, говорить на одном языке с населением, иметь опыт работы в конкретных городах и населенных пунктах, знать специфику криминального мира. Большевики отступили, так и жуликов ловить не надо? Не надо обслуживать систему жизнеобеспечения? Пахать, сеять, собирать урожай? Сталин так и хотел: либо при мне, либо вообще никак. Отсюда и приказы об уничтожении инфраструктуры при отступлении Красной Армии. (Так будет действовать и Гитлер с конца 1944 года – тактика «выжженной земли»). Диктаторы хотят, чтобы жизнь заканчивалась вместе с ними, но должна ли нация разделять этот взгляд?

Книга Чуева компиляционная, он опирается на множество документальных данных, введённых в научный оборот другими авторами, но выводы и оценки предлагает прямо противоположные. Благодарность, которую он выражает К. Александрову, С. Дробязко, Г. Кокунько и другим, выглядит поэтому довольно странно.

Книга Б. Ковалёва «Нацистская оккупация и коллаборационизм в России, 1941–1944» 14написана на основе диссертации, что видно уже из введения: характерное для этого жанра перечисление объекта, предмета, цели, задач исследования, классификация источников, анализ историографии проблемы. Уже это обязывает нас особенно внимательно отнестись к данной работе.

«Насаждая на оккупированных территориях свой “новый порядок”, нацисты стремились стереть само слово “Россия” с карты так называемой “Новой Европы”» 15.

России на карте мира в 1941 году не было, она уже была стёрта большевиками.

Автор даёт оценку работам предшественников: «С середины 90-х годов в России появились статьи и книги, рассказывающие о различных формах русского коллаборационизма в апологетических тонах. К ним относятся, в первую очередь, статьи К. Александрова в журналах “Посев” и “Новый часовой”. С 1997 г. в Москве под редакцией А.В. Окорокова выходят “Материалы по истории Русского Освободительного Движения (1941–1945 гг.)”… Власовское движение в них называется “Русским Освободительным Движением” (именно в таком написании, все слова с большой буквы. – Б.К .) О советском сопротивлении пишется в уничижительных тонах…» 16