Юрий Денисов - Россия и Польша. История взаимоотношений в XVII—XX веках

Вот этот ловкий англичанин заехал по пути в Англию к вдове короля Магнуса в Ригу. Он сумел произвести на нее впечатление честного человека и даже уговорил ее довериться своему царственному брату, хотя она прекрасно понимала, что по православным обычаям в России вдовы добровольно или насильно постригались в монахини. В дальнейшем ей со своей дочерью удалось с помощью россиян тайно покинуть Ригу и прибыть в Москву. Сначала, по словам Джерома Горсея, Мария Владимировна вместе с дочерью Евдокией были окружены большим почетом, получили для кормления земли с селами и даже успели создать свой собственный двор, но затем все-таки были заключены в монастырь, где Евдокия вскоре умерла.

Таким образом, были устранены все соперники Бориса Годунова, претендовавшие на единоличное влияние на царя Федора. Конечно, был еще царевич Дмитрий в Угличе, но по своему малолетству он не мог представлять самостоятельного игрока на этом политическом поле, а желающих использовать его имя в борьбе с временным правителем России сильно поубавилось. Но еще за год до убийства царевича агент Московской торговой компании, созданной англичанами, Джильс Флетчер отметил в своем сочинении:

«Младший брат царя, дитя лет шести или семи (как сказано было прежде), содержится в отдаленном месте от Москвы, под надзором матери, родственников из дома Нагих, но (как слышно) жизнь его находится в опасности от покушений тех, которые простирают свои виды на обладание престолом в случае бездетной смерти царя. Кормилица, отведавшая прежде него какого-то кушанья (как я слышал), умерла скоропостижно. Русские подтверждают, что он точно сын царя Ивана Васильевича, тем, что в молодых летах в нем начинают обнаруживаться все качества отца. Он (говорят) находит удовольствие в том, чтобы смотреть, как убивают овец и вообще домашний скот, видеть перерезанное горло, когда течет из него кровь (тогда как дети обыкновенно боятся этого), и бить палкою гусей и кур до тех пор, пока они не издохнут. Кроме лиц мужского пола, есть еще вдова, имеющая права на престол, сестра покойного и тетка теперешнего царя, бывшая замужем за Магнусом, герцогом Голштинским, братом короля Датского, от которого была у нее дочь. Эта женщина, по смерти мужа, вызвана в Россию людьми, жаждущими престола более, нежели любящими ее, как оказалось впоследствии, потому что сама она с дочерью, тотчас же по возвращении в Россию, была заключена в монастыре, где дочь в прошедшем году (1589 г. – Ю.Д .) умерла (во время моего пребывания там), и как предполагали, насильственною смертью. Мать пока все еще находится в монастыре, где (как слышно) она оплакивает свою участь и проклинает день своего возвращения в Россию, куда была привлечена надеждою на новый брак и другими лестными обещаниями от имени царя. Вот в каком положении находится царский род в России из дома Белы (Флетчер ошибочно переносит понятие «белого царя» на венгерскую династию короля Белы. – Ю.Д.), который, по-видимому, скоро пресечется со смертью особ, ныне живущих, и произведет переворот в русском царстве. Если правление вследствие такого переворота сделается хотя несколько умереннее и благодушнее, то это послужит к благоденствию несчастного народа, удрученного теперь невыносимым рабством» [50, 31].

Независимо от того, что Джильс Флетчер пользовался исключительно слухами, важно, что в его словах ощущается заинтересованность Англии в смене власти в России, которая все так же не позволяла английским торговцам открыть сухопутный транзит товаров из Индии к Белому морю.

Не достигший еще тридцатилетнего возраста царь вполне мог десяток-другой лет сидеть на троне, давая возможность своему шурину проявить себя в управлении государством, тем более что поставленный митрополитом Иов, бывший ростовский архиепископ, тоже был человеком Бориса Годунова. Официально этот временщик являлся конюшим и ближним великим боярином, а также наместником царств Казанского и Астраханского. Чтобы заслужить любовь и помощь не только митрополита, но большинства священнослужителей Русской православной церкви, Борису Годунову удалось с помощью интриг и подкупа антиохийского и константинопольского патриархов установить в 1589 г. патриаршество в России. Теперь ему нужно было обезопасить свое будущее со стороны престолонаследника Дмитрия, хотя совсем не факт, что к этому времени младший сын Ивана Грозного еще был жив или находился в Угличе.

Дело в том, что когда Нагие уезжали в 1584 г. в Углич, в удел царевича Дмитрия, они, понимая в какую попали ситуацию, чтобы уберечь престолонаследника от неминуемых покушений, могли заменить двухлетнего ребенка подходящим по возрасту двойником. Вполне возможно, что таких двойников было несколько, и их втайне тоже воспитывали как сыновей Ивана Грозного, по крайней мере, такое объяснение более логично для появления в дальнейшем претендента на московский престол с именем Дмитрий, который был так уверен в своем царском происхождении. Да и Жак Маржерет, французский офицер, бывший наемником в армии всех русских царей, правивших в первое десятилетие XVII в., приводит именно такую версию спасения царевича Дмитрия: «Рассказывают, что царица и некоторые знатные, предугадывая, к чему стремится Борис, и, зная, какая опасность ожидает младенца (многие из знатных, удаленных в ссылку, были отравлены по дороге), нашли средство подменить его другим мальчиком. После этого Борис умертвил еще многих невинных знатных. Наконец, не опасаясь уже никого, кроме Дмитрия, Борис задумал уничтожить последнюю преграду и отправил в Углич людей, чтобы убить царевича. Это совершил сын одного чиновника, определенного Борисом в секретари к царице. Злодей погиб на месте; а подложного царевича, имевшего 7 или 8 лет от роду, похоронили весьма просто» [51, 18].

Вот только был ли виновен Борис Годунов в убийстве царевича Дмитрия в Угличе – остается загадкой до сих пор. Многие историки пытались расследовать эту детективную историю, но так и не сумели доказать или опровергнуть причастность Бориса Годунова к заказу этого преступления. И не потому, что ему в принципе было не выгодно убийство Дмитрия, а исключительно из-за его несвоевременности для возможных планов временщика. Хотя все тот же Джером Горсей в своей книге отметил случай, когда Борис Годунов встретился у ворот Кремля с епископами, вельможами, дворянами и другими людьми, взял у них челобитные, хотя делал это, по словам англичанина, всегда неохотно. Вся эта сцена происходила «при восклицаниях: “Да здравствует Борис Федорович!” Он сказал, что представит их челобитные царю. “Ты сам великий государь, Борис Федорович; как скажешь слово, так и будет!” Эти слова не были ему неприятны, как я заметил, – он уже домогался венца» [50, 353].

Читать дальше