Геннадий Обатуров - Дороги ратные крутые. Воспоминания об участии в Великой Отечественной войне

– Сколько на это надо снарядов?

– В среднем по шесть на танк.

– На это я не пойду, – подумав, решил комбриг. – Снаряды идут по импорту, значит их будет мало. А экипажи учить, товарищи комбаты, с учетом тех особенностей оружия, о которых только что сказано.

Хотя процесс боевой подготовки принял организованный характер, ему мешали нехватка танков и изменения в организационно-штатной структуре. Две трети средних танков прибыло лишь к половине мая, артиллерия же – после 20-го. Если задержка с танками объяснялась срывом со стороны англичан сроков поставок 5, то поздняя подача артиллерии и минометов -на совести центральных органов Наркомата обороны. Это помешало завершить боевое слаживание рот, батарей и батальонов.

В соответствии с первоначальным штатом было сформировано два неодинаковых танковых батальона: один в составе роты средних и роты малых танков, другой в составе трех рот средних танков, по семь машин в каждой. Когда уже была проведена часть ротных учений, Москва дала новый штат, по которому стало два одинаковых батальона, каждый из двух рот средних и одной роты малых танков. Это потребовало проведения с некоторыми ротами учений заново, но из-за нехватки времени они были скомканы. В ограниченное время пришлось провести и батальонные учения.

Недостаточно слаженными оказались штаб бригады и штабы батальонов, хотя все возможности для этого были. Непонятным первоначально показалось мне равнодушие в этом вопросе капитана Иванова, ставшего в начале мая майором. Из двух совместных штабных тренировок была проведена лишь одна, в которой участвовал и я. Перед второй тренировкой майор Иванов сказал:

– Займитесь стрельбами, окажите помощь в подготовке и проведении ротных учений, а тренировку мы проведем с Лукиным.

В действительности он отложил тренировку, а затем и отменил. С его согласия были отменены также сборы связистов и разведчиков.

Все это отрицательно сказалось на управлении бригадой. В ходе командно-штабного учения бригады, проводившегося начальником автобронетанкового центра 21-22-го мая, управление по радио было неустойчивым, часто срывалось. Командир бригады нервничал и почему-то больше критиковал меня, а не моего начальника. Но я не обижался, так как уже знал, что Николай Тихонович по характеру медлителен, не озабоченный и легко поддается на уговоры. Поэтому мне нужно было организовать свою работу так, чтобы больше принять участия в подготовке штабов и связистов.

Надо сказать, что опытный и энергичный политработник Тушнайдер не сумел надлежащим образом направить политработу на решение задач учебы. В результате этого жажда личного состава поскорее встретиться с врагом не перевоплотилась в стремление лучше освоить вооружение и технику. В этом меня убедило собрание личного состава 352-го танкового батальона перед батальонным учением. Все выступавшие больше говорили о желании быть на фронте, чем о предстоящем учении. Например, один из опытных мехводителей-фронтовиков сказал:

– Учение-то мы проведем, а у меня… есть только одна дума, одна мечта: поскорее в бой, бить фашистскую нечисть.

В начале своего выступления я спросил его:

– Вы уже изучили английский танк, хорошо его водите и быстро устраняете неисправности?

– Нет, конечно, только начал.

– У вас боевой опыт и то надо много учиться, а большинству – тем более. Все мы лишь в начале боевой подготовки. В ходе ротных учений и стрельб вы сами убедились, что обученность пока слабая. Вступать в бой с такой выучкой против гитлеровцев, имеющих трехлетний опыт войны, значит обрекать себя на поражение.

Выслушав мой доклад об этих настроениях, военком бригады сказал:

– Да, это так. Повернуть сознание людей к боевой подготовке нам в должной мере пока не удалось.

«Не запоздалый ли вывод?» – подумалось мне.

24—25 мая проверяла готовность бригады комиссия Главного автобронетанкового управления Красной Армии. При этом бригада совершила 60-километровый марш. Он не был удачным: колонны излишне растягивались и разрывались, темп низкий, выявилось немало неисправностей на танках. Для штаба же вновь наиболее неприятным было продолжительное отсутствие связи с батальонами в движении. И комбриг согласился с предложением, чтобы повторить батальонные учения и провести тренировку радиосетей.

Другого маршевого опыта, кроме похода к озеру Хасан в 1938-м году, у меня не было, и сравнение с ним марша бригады было не в пользу ее. Однако комиссия сделала вывод: бригада обучена удовлетворительно, к ведению боя готова.

– Щедрая оценка, – сказал я майору Иванову.

Это услышал полковник Шаповалов и бодро заметил:

– Ты не прав. Бригада движется, развертывается, словом -обучена.

Тут к месту будет сказать следующее. 18-го мая я был избран секретарем бюро первичной партийной организации управления бригады и просмотрел учетные карточки коммунистов. Оказалось, что с 1927-го года по март 1941-го Шаповалов служил в химвойсках, окончил Военно-химическую академию, служил в огнеметной танко-химической бригаде. Он не знал танк и в чисто танковой части служил пять месяцев. Либо это обстоятельство, либо оценка комиссии породили у него необоснованный оптимизм. И с этого момента у него вместо прежней требовательности в вопросах боевой подготовки появилась какая-то самоуспокоенность.

А нас, командиров штаба, чувство неудовлетворенности не покидало. И когда был получен приказ бригаде скрытно, в течение четырех ночей выйти в исходный район для погрузки в эшелоны, то штаб разработал проведение по ходу выдвижения батальонных и батарейных учений. Это вызвало недовольство полковника Шаповалова.

– Какие учения? Вы понимаете слово «скрытно»?

– Понимаем, – ответил начальник штаба. – Но, ведь, танки-то на марше шумят, их движение не скроешь. Не все ли равно передвигаться и шуметь, проводя учения, или без них?

– А радиосвязь?

– Кругом проводят учения другие бригады, работает радио почти круглосуточно, поэтому никакая разведка не разберет, что к чему, – ответил я.

Но комбрига убедить не удалось. Так оказалась упущенной возможность поднять слаженность частей и подразделений.

Вечером 29-го мая было получено распоряжение о включении бригады в состав 11-го танкового корпуса, а 31-го она тремя железнодорожными эшелонами убыла на фронт. Командование и штаб бригады находились в первом эшелоне.

– Куда мы следуем? – спросил я полковника Шаповалова.

– Не знаю. По существующему порядку командованию перевозимых войск это не положено знать.

Я смутился из-за неуместно поставленного вопроса, хотя действительно этого не знал.

В ходе трехдневного переезда с подчиненными мне помошником начальника штаба, каковым являлся уже Лукин, и тремя офицерами связи удалось провести занятия по практическому оформлению оперативных документов.