Андрей Пустогаров - Год 1492-й: конец света или начало истории?

Что же следует из этих сообщений? «3 тысячи монет» клада, найденного в 1851 году, растворились бесследно, осталось только «несколько серебряных дирхемов». Из 192, найденных в 1862 году, можно с некоторой уверенностью говорить об оставшемся одном. Из находок 1887 и 1912 годов – в общей сложности о 340 монетах, причем не ясно, сколько из них были дирхемами. В кладах, найденных после революции на территории Украины серебряные дирхемы перестают встречаться. (Сообщение Н. В. Метелкина о серебряных монетах в кладе, найденном в 1955 году в Киеве на Владимирской, ошибочно). Итого мы имеем более-менее подтвержденные данные о 350 дирхемах. Примерно столько же, сколько было злотников и сребреников. И вывод тот же – говорить о широком денежном обращении на территории Киевской Руси не приходится.

Но можно было обойтись и без этой скучной статистики кладов. Ведь, по мнению современных историков, с начала XII века по XIV век на Руси был и вовсе безмонетный период, когда в обращении не было ни собственных, ни иностранных монет. Вот что пишет В. ЛЯнин в книге «Денежно-весовые системы домонгольской Руси и очерки истории денежной системы средневекового Новгорода» (М., Языки славянских культур, 2009): «На протяжении всей последней трети X века не наблюдается поступления серебра на земли вятичей, северян и Киевщину. Самая поздняя восточная серебряная монета, обнаруженная в русском монетном кладе, датируется 1015 годом». Своего же серебра на территории Киевской Руси не было, и в качестве «сырья» для изготовления своих сребреников, объясняют историки, использовались завезенные дирхемы. (Так что Владимир Мономах в 1115 году метал в толпу сребреники из своих старых запасов). Объясняют монетный кризис исчерпанием серебряных месторождений в Иране. Причем этот катаклизм совершенно не замечает ПВЛ и другие летописи, а ведь его последствия могли быть вполне сравнимы с татаро-монгольским нашествием. Но Владимир Мономах, разбрасывавшийся серебром, видимо, ничего о исчерпании не знал. И это вполне объяснимо: на Дунае, где и происходили все события начального периода ПВЛ, с серебром все было в порядке – считается, что там как раз в конце 10 века началась его добыча. Поэтому В. Л. Янин напрасно называет «сказками» относящееся к X веку сообщение арабского автора ал-Масуди: «Русы имеют в своей земле серебряный рудник, подобный серебряному же руднику, находящемуся в горе Банджгира, в земле Хорасана». Сказки – это то, что нам рассказывают о Киевской Руси на Днепре. (О сравнении металлургии на Днепре и Дунае мы более подробно поговорим в 4 главе).

Но какже обходились в этот безмонетный период? Предлагается такой ответ: «на смену монетам пришли серебряные слитки». Позвольте, но отчего же из этих серебряных слитков нельзя было наделать монет? Что тому мешало? Неужели никому не пришло в голову? Ведь тот же В. Л. Янин считает, что в качестве средства для широкого денежного обращения серебряные слитки – гривны – не годятся, слишком уж большой у них «номинал»: «Слитки, ни в коей мере не вторгаясь в область мелкого товарно-денежного обращения, являются наиболее удобной формой для выполнения функции средства обращения и платежа при крупных торговых и платежных операциях». Как же выходить из этого положения? Ведь и «употребление пушнины в качестве средства обращения может быть только эпизодическим в силу ее непрочности». Приходится прибегать к совершенно уже курьезным предположениям: В. Л. Янин считает, что в качестве разменной «монеты» для денежных расчетов в Киевской Руси использовались… шиферные пряслица, то есть красноватые обточенные камушки с дырочкой посредине, насаживаемые на веретено, чтобы придать ему устойчивость. Эх, вот их-то, а не дефицитное серебро, и надо было метать в толпу транжиристому Владимиру Мономаху! Впрочем, вряд ли бы такое внедрение пряслиц даже самим Мономахом привело бы к позитивным результатам в экономике. Недаром Петру Могиле в наследство остались лишь руины Десятинной церкви. Видимо, сбор церковной десятины шиферными пряслицами и привел к столь печальному состоянию дел.

Мы говорили о монетном кризисе, продолжавшемся до 14 века. Но это только цветочки. Собственно, все, за что ни возьмись, на территории бывшей Киевской Руси в период с 14 по 17 века находилось в глубоком кризисе. Отсутствовали всякие следы былого великолепия якобы могучей державы. Курьезным отражением этого «парадокса» служит статья Михаила Лайкова «Дом последнего дня» (журнал «Москва», 2008, № 6). Проанализировав свидетельства резкого снижения плотности населения и полного упадка хозяйственной жизни на всей территории Древней Руси после 13 века и осознав, что никакое нашествие не могло привести к такому результату, М. Лайков приходит к единственно возможному, на его взгляд, выводу: это результат атомного взрыва и последующего вымирания древних русичей от лучевой болезни. Ну что ж, по крайней мере, автор честно взглянул в глаза существующей проблеме и не спрятался за фразы, типа «и действительно, обладая целостным и достаточно полным представлением о древнерусском периоде, мы, к сожалению, плохо ориентируемся в событиях позднего, более близкого к нам времени, особенно в событиях загадочного 14 века, которые иногда вообще не поддаются реконструкции» (Исторiя України в особах. Литовсько-польська доба Київ, «Україна», 1997, с. 4) (О причинах этой «загадочности» см. 4.1.3).

Но кто и зачем внедрил идеологический проект «Киевская Русь на Днепре», используя для этого истории, повествующие совсем о других местах?

Современная российская историография начинается с Василия Татищева (1688–1750). С. М. Соловьев так писал о Татищеве: «Он первый начал обрабатывание русской истории, как следовало начать; первый дал понятие о том, как приняться за дело; первый показал, что такое русская история» (С. М. Соловьев Писатели русской истории XVIII века. Архив историко-юридических сведений, относящихся до России, издаваемый Н. Калачевым, кн. II, ч. I. М., 1855, отд. III, стр. 21)

Говоря об источниках своих познаний о русской истории, Татищев ссылается на русские летописи и Киевский Синопсис. Киевский Синопсис в свою очередь ссылается на русские летописи и польского историка Матея Стрыйковского. Стрыйковский ссылается на русские летописи и Сигизмунда Герберштейна. Герберштейн ссылается на русские летописи. В трех последних случаях – Синопсис, Стрыйковский, Герберштейн – ничего конкретного о русских летописях не сообщается. (Синопсис, правда, называет имя летописца – Нестор, Однако чуть ниже мы увидим, чего стоит эта информация).