С. Храмешин - Иосифо-Волоцкий мужской монастырь: исследование философского, культурного и исторического наследия. Cборник статей

Другой системы организации монастырского хозяйствования придерживался настоятель пустыни возле реки Сора, или Сорка, преподобный Нил. Данная система основывалась на традициях скитского устава, при котором каждый монах жил один сам по себе, уединенно в своей келии, по необходимости посещая храмовые богослужения. Эту систему преподобный Нил воспринял после того, как обошел все афонские монастыри и келии. Религиозно-философские и богословские традиции, как отмечает профессор Гюнтер Шульц [Шульц, 1983], определялись иссихасткими традициями преподобного Григория Синаита (XIV век). Соответственно, организованной формы хозяйствования при таком уставе не требовалось. Питались монашествующие от подаяния, преподносимого паломниками, в том числе удельными князьями. Уровень жизни монаха при этом мог зависеть от прежнего доиноческого его социального уровня.

Хозяйствование скитского типа позволяло обходиться без больших пожертвований на монастырские нужды. Весь скит состоял из отдельных келий и храма, общей трапезы не предполагалось. Монашествующих Нил своим уставом старался максимально оградить от необходимости отвлекаться от собственно монашеского делания, для этого он разрешал прием в скит наемных мирских рабочих для различного вида работ, в том числе сельскохозяйственных, чтобы монахи имели как можно меньше попечений о житейских нуждах [Романенко, 2011, 110].

По словам Е. В. Романенко, Нил Сорский никогда не ставил своей целью «изъятие земель у русских монастырей на церковном соборе, и не составлял для этого никаких «партий нестяжателей» [там же, 115]. Устраивая систему монастырского хозяйствования подобного рода, преподобный Нил рассматривал её в первую очередь не с политической или экономической стороны, а с духовной: «дерзнух рещи отчасти сия святая писания духоносныхъ глаголъ, да познаем поне вмале, коим окааньствомъ обиати есмы, и коему безумию издаем себе, тщашеся к приобщени и предспиянию мира сего, и приобретающе вещи тленныа, и сих ради въ молвы и въ брани входяще, и творяще тщету душамъ нашимъ» [Боровкова-Майкова, 1912, 31].

Организации хозяйства скита в Нило-Сорской пустыни занимался выбираемый «строитель», в афонской традиции он именовался по-гречески дикеос , в соответствии с афонским скитским уставом, который гласил: «Кто из отцов домогается быть Дикеем, и, окажется, что ему очень хочется получить настоятельство, такого пусть не желают братия, да изберут того, кого признают достойным сей должности» [Порфирий, 1880, 406]; эта должность схожа с современной должностью эконома (по египетской традиции). Этот строитель персонально занимался всей организацией хозяйства, а именно нанимал за плату, из получаемых от жертвователей в скитскую казну денег, мирских людей для строительства церквей, мшенья стен в кельях, починку печей, мощения мостов 1 1 РНБ. Кир.-Бел. №23/1262. Л. 295 об. . Можно увидеть деятельность строитель скита по амбарным книгам в разделе «расход деньгам» 2 2 ФИРИ. Кол. 115. Ед. хр. №656. Л. 5 об. .

Хотя преподобный Нил и взял за основу устава свой опыт, полученный во время своей жизни на Афоне, надо сказать, что устройство обителей скитского типа в достаточной степени отличались от правил в пустыне на реке Сора.

Если на Афоне, как в прочем и в других греческих монастырях, основой самообеспечения являлся рукодельный труд монахов, в том числе и сельскохозяйственный, то для скита Нила Сорского основная часть бюджета формировалась за счет милостыни, в первую очередь «государевого жалованья», хотя монахи и занимались иконописанием, книгопечатанием и огородничеством.

В условиях благоприятного и теплого климата возможно уединенное проживание, поскольку не требуется прилагать серьезных усилий для выращивания продуктов сельского хозяйства, ловли рыбы, а также обогрева жилья в холодное время года. Однако в условиях российского климата чрезвычайно сложно обеспечить себя всем необходимым и выжить человеку одному. Для этого требуется организованное коллективное хозяйствование. Но исходя из той монашеской традиции, которую избрал для своего монастыря преподобный Нил, а именно «нестяжательности» (откуда и пошло название всем его последователям «нестяжатели»), каждый монах самостоятельно вел свое хозяйство, и, конечно, эффективность его была принципиально ниже коллективного (или общежительного) [Новгородская первая…, 2000, 425].

Спор о ведении монастырского хозяйства, которое в то время было преимущественно сельским, и порядке землевладения выходил из различных подходов к пониманию устроения монашеской жизни: скитскому и общежительному. Необходимо пояснить, что традиционное монашеское житие имеет деление на три вида: первый – отшельнический, при котором монах живет отдельно в полном уединении (родоначальниками такого жития являются преподобный Павел Фивейский и Антоний Великий); второй – общежительный, при котором монашествующие живут вместе, ведут общее хозяйство, а также вместе подвизаются для духовного совершенствования (такой вид монашества возник при святом Пахомии Великом); третий – скитский, при котором в определенном удалении подвизаются три-четыре инока (наиболее традиционные афонский тип) [Питирим, 2011, 7].

Основное, и, наверное, единственное принципиальное расхождение между преподобными Нилом и Иосифом состояло в «сравнительном предпочтении скита и общежительной обители и в вытекающем из этого предпочтения различии иноческого идеала – умереть ли для всякого земного попечения или же быть „мужем дела“ и примирить иноческий аскетизм с практической деятельностью на благо народа» [там же, 41]. Как справедливо замечает Н. А. Булгаков, «Все, что выработалось предшествующей общежительной жизнью русского монашества, было сосредоточено, упорядочено, пережито и окончательно развито преподобным Иосифом» [Булгаков, 1865, 314]. Выражаясь же словами самого преподобного Иосифа, «многая бо в писаниих видятся, яко сопротивляющеся друг другу, и овогда убо сице глаголют, овогда же инако. Се же бывает от нашего неразсуждения, или от преобидения, или от прозорьства: словеса же святых мужей не изменяются, но мы плотяни суще, духовная мудрствовати не можем, яже некто от Святых рече» [Костомаров, 2004, 110].