Олег Баев - Избранные работы по проблемам криминалистики и уголовного процесса (сборник)

Сравнительный анализ уголовно-процессуального законодательства союзных республик свидетельствует о том, что приведенный пример не единичен. Так, ст. 52 УПК Латвийской ССР, ст. 60 УПК Молдавской ССР, ст. 67 УПК Азербайджанской ССР, ст. 68 УПК Украинской ССР, ст. 53 УПК Узбекской ССР, ст. 49 УПК Казахской ССР, ст. 60 УПК Армянской ССР и ст. 65 УПК Туркменской ССР императивно закрепляют такой тактический прием: «…если показания свидетеля основаны на сообщениях других лиц, эти лица также должны быть допрошены». В УПК РСФСР и других союзных республик такого требования не содержится, однако есть ли сомнения, что этот тактический прием при производстве расследования и на территории этих союзных республик должен соблюдаться, обеспечивая полноту, объективность и всесторонность следствия?

УПК Латвийской (ст. 152) и Эстонской ССР (ст. 126) содержат требования тактического характера об обязательном присутствии педагога при допросе несовершеннолетнего обвиняемого, не достигшего шестнадцатилетнего возраста. В уголовно-процессуальном законодательстве других союзных республик такое требование не закреплено и решение вопроса об участии педагога в допросе несовершеннолетнего обвиняемого предоставляется на усмотрение следователя (кроме случаев, когда об участии педагога в допросе несовершеннолетнего ходатайствует его защитник – ст. 397 УПК РСФСР). Различно в уголовно-процессуальном законодательстве решен вопрос о закреплении и некоторых других тактических приемов и рекомендаций.

Более детальное рассмотрение вопроса о соотношении тактического содержания и процессуальной формы его закрепления вызывает необходимость определения сущности процессуальной формы. Не ставя перед собой задачи включаться в дискуссию о сущности и дефиниции процессуальной формы, отметим, что процессуальная правовая форма есть не что иное, как форма определенного содержания, а именно определенного процессуального права – уголовно-процессуального, гражданского процессуального и др. Объективным и материальным воплощением формы содержания процессуального права является процессуальный закон [168] См. Баев О. Я. Криминалистическая тактика и уголовно-процессуальный закон. Воронеж, 1977, с. 27–29. .

Если говорить об уголовно-процессуальном законе как форме уголовно-процессуального права, то он, видимо, представляет собой систему предписаний о поведении участников Уголовно-процессуальных правоотношений (допускаемом, Должном, поощряемом или запрещаемом) и последовательности этого поведения (действий) при осуществлении процессуальных функций в судопроизводстве. Действительно, Для достижения целей, стоящих перед уголовным судопроизводством, необходимо выполнить в определенной последовательности ряд процессуальных действий: надлежащим образом убедиться в наличии поводов и оснований для возбуждения уголовного дела, возбудить его; собрав доказательства, предъявить обвинение конкретному лицу; допросить его в качестве обвиняемого; выполнить требования ст. ст. 201–203 УПК; составить обвинительное заключение – оправить дело в суд; предать обвиняемого суду и т. д. Точное же предписание о выполнении в известном порядке некоторой системы операций, ведущих к решению всех задач данного типа, в логике, теории информации, кибернетике и других науках определяется понятием «алгоритм».

Названный характер носят по существу и отдельные уголовно-процессуальные нормы, регламентирующие деятельность лица, производящего процессуальное доказывание, в частности, устанавливающие порядок проведения следственных и судебных действий. Так, ст. ст. 155–158 УПК предписывают определенный порядок вызова и допроса свидетеля; ст. ст. 164–165 УПК содержат в себе порядок предъявления для опознания, и т. п. В этой связи уголовно-процессуальная форма может быть рассмотрена как законодательно закрепленный и санкционированный законом алгоритм должного, допускаемого, поощряемого или запрещаемого поведения участников общественных правоотношений в уголовном процессе для достижения целей уголовного судопроизводства.

Отсюда правовую норму, регламентирующую порядок производства того или иного следственного действия, можно представить как модель-алгоритм операций, направленных на создание объективных условий для естественного проявления закономерностей, лежащих в основе этого следственного действия, для полного соблюдения при этом прав и законных интересов лиц, участвующих в его производстве. С этих позиций порядок производства следственных действий, предусмотренный УПК, можно рассматривать как закрепленную в уголовно-процессуальном законе систему приемов, задачей которых является рациональное обеспечение объективности и полноты производства данного следственного действия и обеспечение процессуальных прав и законных интересов лиц. в нем участвующих.

Проведенное нами исследование уголовно-процессуальных норм, регламентирующих порядок и условия производства отдельных следственных действий, предусмотренных УПК [169] Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 116. , привело к заключению, что составные элементы этих норм оптимально учитывают результаты проявления закономерностей, выявленных различными науками, обобщенными криминалистикой, использование которых возможно и допустимо в рамках определенных следственных действий. Отсюда каждый из элементов, составляющих уголовно-процессуальные нормы, регламентирующие доказывание, как до их процессуального закрепления, так и после него, построен на учете результатов проявления определенных, но одних и тех же закономерностей, что практически полностью обусловливает их содержание. Следовательно, процессуальное закрепление тактических приемов и рекомендаций ни в какой степени не затрагивает их содержательной стороны.

Как же это согласуется (и согласуется ли?) с утверждением сторонников первой точки зрения, что после процессуального закрепления тактический прием приобретает новое, ранее ему не присущее качество, а именно обязательность? На первый взгляд кажется, что в этом случае мы получаем новое содержание. Однако это не совсем так. Проблема соотношения уголовно-процессуального закона и криминалистического содержания в рассматриваемом аспекте свободы применения тактических средств (приемов, рекомендаций) и необходимости исполнения норм закона, очевидно, гносеологически под углом зрения марксистско-ленинской философии подлежит рассмотрению как частный случай соотношения не только такой парной категории диалектики, как форма и содержание, но и такой, как свобода и необходимость. Исчерпывающий ответ на вопрос о соотношении свободы и необходимости дан Ф. Энгельсом. «Не в воображаемой независимости от законов природы, – указывал он, – заключается свобода, а в познании этих законов и в основанной на этом знании возможности планомерно заставлять законы природы действовать для определенных целей. Это относится как к законам внешней природы, так и к законам, управляющим телесным и духовным бытием самого человека… Свобода воли означает, следовательно, не что иное, как способность принимать решения со знанием дела» [170] Белкин Р. С. Ленинская теория отражения и методологические проблемы советской криминалистики. М., 1970, с. 81–82. .