Ибрагим Фаргиев - Уголовно-правовые и криминологические основы учения о потерпевшем

В нормативных и правоприменительных документах XV в. также находим информацию, имеющую значение для развития уголовно-правовой теории о потерпевшем от преступления. Так, в губной Белоозерской грамоте 1539 г. описываются жалобы потерпевших от разбойных нападений, и она начинается ссылкой на челобитья: «Били естя нам челом о том, что у вас в тех ваших волостях многие села и деревни разбойники разбивают, и животы ваши грабят, и села и деревни жгут, и на дорогах многих людей грабят и разбивают и убивают многих людей до смерти…» [73] Владимирский-Буданов М. Ф. Хрестоматия по истории русского права. 4-е изд. Киев, 1889. Вып. 1. С. 109.

Несомненное влияние на становление учения о потерпевшем оказала богатая судебная практика российских судов XVIII–XIX вв., запечатленная в решениях Кассационного департамента Правительствующего Сената по уголовным делам. В отдельных решениях Правительствующего Сената даются разъяснения по правильному применению в судебной практике норм уголовного закона, в которых отражены признаки, характеризующие личность потерпевшего, его поведение (правомерное, неправомерное, согласие потерпевшего), состояние потерпевшего, его взаимоотношения с виновным, вред, причиненный потерпевшему.

Анализируя взаимоотношения между виновным и потерпевшим, а также вред, причиненный последнему, по делу в отношении рядового Столярека, Кассационный департамент в решении от 19 февраля 1896 г. указал, что для признания содеянного преступлением против военной службы, которое подсудно военному суду, не имеет значения, является потерпевший, которому нанесена рана или иное повреждение здоровья, военнослужащим либо иным лицом [74] См.: Полный Свод решений Общего Собрания Первого и Кассационных департаментов Правительствующего Сената за 1886–1896 гг., с подробным предметным алфавитным и постатейным указателями / Сост. Кандидат права Л. М. Ротенберг. Екатеринослав, 1909. С. 719. . По делу бывшего учетчика Изюмского мещанского общества Решетнякова в решении от 30 января 1889 г. Кассационный департамент подчеркнул, что суду необходимо тщательно выяснить способ воздействия на волю потерпевшего при вымогательстве взятки. Противоправные действия виновного должны выражаться в «воздействии на волю вымогаемого, которое, по своему характеру и сопровождающим его обстоятельствам, могло принудить вымогаемого к выдаче имущества из опасения страха за свое личное или имущественное благосостояние» [75] Там же. С.187. .

Исследователь уголовного права XIX в. А. фон Резон, анализируя кассационную практику за 1872–1873 гг. по вопросам уголовного права, отмечает, что в судебной практике часто допускаются ошибки по делам, уголовное преследование по которым осуществляется не иначе как «по жалобе потерпевшего или лица, имевшего от него законное на то уполномочие» [76] Резон А. фон. Кассационная практика по вопросам уголовного права за 1872 и 1873 гг. // Журнал гражданского и уголовного права. СПб., 1876. № 5. С. 144. . Кроме того, ученый на основе судебных решений показывает, что в правоприменительной деятельности получают неоднозначную оценку вопросы оскорбления потерпевшего «чиновника при исполнении им служебных обязанностей» [77] Там же. С. 154. , убийства новорожденного ребенка, а также случаи «произвольного оставления кого-либо в опасном месте» [78] Там же. С. 155–156. .

Аналогичные примеры учета обстоятельств, относящихся к характеристике потерпевшего от преступления, наблюдаются в судебной практике XIX в. и в других государствах.

Например, в обобщении правоприменительной деятельности судов Франции по рассмотрению уголовных дел за 1857 год особое внимание обращается на два вида преступлений, в которых уголовно-правовое значение имеет возраст потерпевшего и его состояние. Это те преступления, «при совершении которых употреблены во зло слабость и невинность жертв преступления, а именно: детоубийство и посягательство на честь несовершеннолетних» [79] Обозрение деятельности уголовных судов Франции за 1857 год // Журнал гражданского и уголовного права. 1859. № 10. С. 28. . Характер отдельных деяний, совершенных против малолетних и несовершеннолетних потерпевших, иллюстрирует следующий пример из судебной практики: «Цель преступления странна, неслыханна и почти невероятна, именно предумышленное убийство малолетнего ребенка человеком, который слышал, что, поставив ночью свечу в череп умерщвленного ребенка, можно сделаться невидимым и совершать тогда всякого рода воровство безнаказанно» [80] Там же. С. 39. .

Для формирования учения о потерпевшем в уголовном праве имеет значение и судебная практика ХХ в. [81] Отдельные примеры из судебно-следственной практики начала XX века, отражающие проблемы потерпевшего от преступления, см.: Рустамов Х. У. Адаты и правосудие. Махачкала, 1999. С. 149–151, 171–172. В правоприменительной деятельности судов в советский период содержится комплекс вопросов, связанных с оценкой судами обстоятельств, относящихся к характеристике потерпевшего. Эти обстоятельства отражались в разъяснениях высших судебных органов страны, в кассационных определениях и надзорных постановлениях, в приговорах судов, которые имели значение для квалификации преступления, уголовной ответственности и наказания.

Наиболее выпукло в судебной практике отражались вопросы правильной оценки правоприменителем обстоятельств, относящихся к потерпевшему – государству. Обусловлено это было абсолютным огосударствлением всех сфер экономической и общественно-политической жизни, где интересы личности подчас игнорировались и приносились в жертву так называемым государственным интересам.

Пленум Верховного Суда СССР, давая разъяснения по применению уголовного закона, неоднократно подчеркивал, что интересы государства являются доминирующими и в связи с этим судам необходимо «усилить меры судебной репрессии по делам о растратах…» [82] Сборник действующих постановлений Пленума и Директивных писем Верховного Суда СССР 1924–1944 гг. М., 1946. С. 5. , принять меры «к обеспечению возмещения ущерба, причиненного его (виновного) действиями государственным, общественным учреждениям и организациям» [83] Там же. С. 9. .

При анализе судебной практики по делам о хищении социалистического имущества – государственной собственности – отмечается, что нередко встречаются случаи, когда судебно-следственными органами неправильно устанавливается потерпевший от преступления – владелец похищенного имущества, и это приводит к ошибочной юридической оценке содеянного.

Так, П. была осуждена по ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества», т. е. за хищение государственного имущества. Вина П. заключалась в том, что она присвоила 4050 руб. денежных средств, владельцем которых являлось не государство, а общественная организация – местный комитет Союза железнодорожников. Железнодорожная коллегия Верховного Суда СССР, признав, что потерпевшим от преступления государство не является, содеянное П. переквалифицировала на ст. 3 Указа, предусматривающего уголовную ответственность за хищение общественного имущества [84] См.: Утевский Б. С., Вышинская З. А. Практика применения законодательства по борьбе с хищениями социалистического имущества. М.: Госюриздат, 1954. С. 23–24. .