Салман Дикаев - Террор, терроризм и преступления террористического характера

Широкое использование в тот период массового захвата заложников в революционных целях подтверждается многочисленными архивными документами. Постановлением ВЦИК от 5 ноября 1919 г. «Об амнистии ко второй годовщине Октябрьской революции» (СУ № 55) в одном из пунктов ВЧК предписывалось «незамедлительно пересмотреть списки всех заложников и освободить всех тех из них, содержание коих не вызывается крайней необходимостью, для чего всем местным чрезвычайным комиссиям предписывается не позже, чем в двухнедельный срок, представить ВЧК полный список всех содержащихся в данной местности заложников». Постановлением ВЦИК от 6 ноября 1920 г. «Об амнистии к третьей годовщине Октябрьской революции» (СУ № 88) в пункте 6 также предписывалось «обязать Всероссийскую Чрезвычайную Комиссию и ее отделы пересмотреть в месячный срок списки всех заложников и военнопленных гражданской войны и освободить тех из них, содержание коих не вызывается крайней необходимостью». Здесь же приводится длинный список категорий заложников, не подлежащих освобождению.

Контрреволюционный «белый» террор мало чем отличался от революционного «красного», причем «белый» террор был вызван «красным» террором, а не наоборот. Пытки и издевательства в застенках контрразведки Деникина, Колчака и Юденича были сопряжены с не меньшими жестокостями и бесчеловечностью. Так Пуришкевич в конце 1917 г. писал Каледину на Дон: «…с чернью теперь нужно будет расправиться уже только публично расстрелами и виселицами» [118] Красный архив. М., 1928. Т. 1. С. 171. . Только в июне 1918 г. контрреволюционеры в 22 губерниях РСФСР расстреляли 824 человека, в июле – 4141, в августе – 393, в сентябре – свыше 6 тысяч [119] Красная книга ВЧК. 2-е изд. М., 1989. Т. 1. С. 6. .

Если большевики расстреливали за принадлежность к белому движению или по подозрению в таковой, то белые – за принадлежность к красному. Если чекисты убивали заложников за убийство Урицкого и ранение Ленина, то колчаковцы и деникинцы мстили противникам за расстрел царской семьи.

Таким образом, и «революционный», и «контрреволюционный» террор неразрывно связаны между собой и предполагают друг друга. Они представляют собой исторические реалии, многократно заявлявшие о себе массовыми убийствами, необузданной жестокостью и произволом. Однако есть проблема в определении того, в какой мере эти взаимообусловленные формы террора являются методологически неуязвимыми с точки зрения исторической объективности? Насколько они соответствуют критерию наиболее общей классификации форм террористической деятельности? Вся сложность данной проблемы заключается в том, что в процессе классификации существенную роль играет субъективный фактор: что считать революцией и что считать контрреволюцией? Какой позиции в этом вопросе придерживается исследователь?

Как отмечалось, о «революционном» и «контрреволюционном» терроре можно говорить лишь тогда, когда субъекты террора, в качестве которых выступают, с одной стороны, еще официальная, хотя и нелегитимная, а с другой – пока еще неофициальная, но уже легитимная власти, достигли равенства политических, идеологических, военных, финансовых возможностей в борьбе за утверждение своей власти. При этом террор выступает в качестве основного, а иногда и единственного метода преломления сложившейся ситуации.

2. Подрывной и репрессивный террор. Подрывной террор направлен на дестабилизацию или полное разрушение той или иной системы политической власти, на подрыв ее изнутри с помощью разнообразных приемов и методов насилия (взрывов, убийств, захвата заложников и т. д.). Чаще всего к подрывному террору прибегают иностранные государства, которых не устраивает существующий в том или ином государстве политический режим. Например, экономическая блокада и ракетные обстрелы США территории Ирака до агрессии преследовали цель ослабления экономики страны, что, в свою очередь, по расчетам американских стратегов, привело бы к еще большему обнищанию народа Ирака, за которым последует «бунт» и смена политического режима. Использовались «проблемные» для властей Ирака группы населения, в частности курды, которых финансировали, инструктировали и вооружали. Репрессивный террор, напротив, направлен на сохранение существующей политической власти путем подавления, уничтожения, изоляции действительных или мнимых противников. Обе эти формы неразрывно связаны между собой: наличие одной предполагает существование другой.

Подрывной и репрессивный террор внешне схожи с революционным и контрреволюционным террором и по своей направленности объективно совпадают, хотя и не являются их простыми аналогами. Различие состоит в том, что «революционный» и «контрреволюционный» террор, как правило, регламентируются временными революционными принципами и ограничены периодом смуты, тогда как время действия субверсионного и репрессивного террора практически безгранично.

В некоторых случаях подрывным может быть и терроризм. В частности тогда, когда этот вид терроризма является своего рода прелюдией и предпосылкой революционного террора. Примерами подрывного терроризма могут служить террористические действия «Баадер-Майнгоф» в ФРГ, «Красных бригад» в Италии и т. д. Действия этих групп, несмотря на малочисленность их участников, характеризовались исключительной дерзостью и активностью и в течение сравнительно длительного времени существенно дестабилизировали политическую обстановку и держали в страхе обывателей. В подобных случаях репрессивный террор выступает в качестве пролонгированного варианта и модификации контрреволюционного террора.

Диалектика взаимодействия названных двух видов террора сложна и противоречива. Субъекты террора на политической сцене могут меняться местами, равно как и политические декорации, революционер может стать контрреволюционером и наоборот, однако в функциональном плане субверсионный и репрессивный террор сохраняют свой безличный характер: первый – это всегда подрыв и дестабилизация, второй – это всегда подавление.

3. Идеологический (или духовный) террорпо своей сути является дополнением к другим видам террора, которые сопровождаются применением в жертвам физического насилия. Меры физического воздействия в отношении жертв террора известны человечеству с древнейших времен. Особенно памятны многие примеры и факты из истории Средневековья, связанные с деятельностью святой инквизиции по выявлению «отступников» и «еретиков», а также лиц, преимущественно женщин, подозреваемых в тайных сношениях с дьяволом. Всего за долгие годы разгула инквизиции в Испании было живьем сожжено 31912 человек [120] Антонян Ю. М. Убийства ради убийства. М., 1998. С. 213. . Прочно в историю человечества вошли инспирированные судилища, жертвы которых после нечеловеческих пыток, мучений и издевательств были преданы сожжению (например, Ян Гус и Жанна д'Арк). Но любая форма террора так или иначе влечет за собой физические страдания жертв. Поэтому считаем излишним выделение в качестве самостоятельного вида физический террор, тем более, что методов физического воздействия на действительных или мнимых противников режима человечество придумало великое множество. И физический террор, как и духовный, преследует одну цель – сокрушение своих жертв, их физическое и моральное истощение.