Азер Мамедзаде - Свобода совести. Истоки, становление, правовая охрана

Как утверждает проф. С. Гроф, наука – наиболее мощное средство получения информации о мире, в котором мы живем, а духовность необходима как источник смысла жизни (58, с. 210). Соглашаясь с бесспорной мыслью о науке как средстве получения информации о мире, нужно отметить, что мир, в котором живут люди, содержит и духовные составляющие, часть из которых включена в сферу интересов религии. Смысл жизни способен формироваться и из других источников нерелигиозной природы, о которых мы говорили выше. Наука, со своей стороны, тоже делает эти составляющие объектом познания, пытаясь выявить философские, психологические социологические и иные механизмы религиозной веры. Кроме того, представления о смысле жизни, определение этого смысла зависят отнюдь не только от веры.

Но не вызывает сомнений правота С. Грофа, что религиозный стимул был одной из самых могучих движущих сил человеческой истории и культуры. Было бы трудно представить себе прогресс человечества, если бы ритуальная и духовная жизнь полностью зиждилась на необоснованных фантазиях и заблуждениях. Чтобы оказывать столь сильное воздействие на ход человеческой истории, религия должна отражать основополагающие аспекты человеческой природы, хотя способы этого отражения зачастую бывают весьма сомнительными (58, с. 210). При таком подходе можно видеть, насколько наука и религия тесно связаны, между ними имеются определенные пересечения. И для науки, и для религии объяснение является основной функцией, хотя содержание и методы объяснения в них принципиально различны. В свое время великий А. Энштейн высказал глубоко верную мысль: «Наука без религии хрома, религия без науки слепа… Подлинного конфликта между религией и наукой не может быть» (7).

Строя свою работу, я попытался подойти к исследуемой проблеме как с научной, так и с религиозной точки зрения. Взгляды, выраженные мною, ни в коем случае не являются общепринятыми для научных исследователей. Есть ученые, которые практикуют религию, есть и другие, считающие интерес к религии симптомом неразрешенных эмоциональных конфликтов. Моя позиция характерна скорее для третьей группы исследователей. Выделяя гуманистические моменты в религии, ее позитивное содержание, я искал форму компромисса, которая позволила бы объединить как можно большее количество людей, опирающихся на общечеловеческие ценности. Каждая религия полагает, что отличается от других своей особенной и единственно истинной сущностью. Воспринимая это как должное и чувствуя внутреннюю потребность в попытке представить себе будущее религиозной культуры, как основы развития общества, я неоднократно изучал ее истоки и путь формирования, что позволило мне определить круг исследуемых вопросов.

По ходу исследования каждый из вопросов порождал новые, сопричастные подвопросы, которые невозможно было обойти вниманием. Поэтому представляется важным рассмотреть все составляющие интересующей нас проблемы в их единстве, в их взаимосвязи и взаимозависимости. И если в итоге нам это удастся, хотя бы частично, мы будем считать выполненной и основную задачу, которая видится в следующем: обосновать, что свобода совести, имея религиозные истоки, воплощает в себе как духовное, так и юридическое право человека.

Я постараюсь также убедить читателей в том, что свобода совести мусульман проистекает из религии Аллаха и что главным источником ее является Священный Коран. Сегодня, по-видимому, настала пора, когда это стало возможно. Ибо процессы демократизации нашего общества, его обновления, расширяющейся гласности заставляют ставить по-новому многие вопросы, в том числе и связанные с отношением людей к религии. Эта небольшая, но жизненно важная область и прежде привлекала мое внимание. На это меня натолкнули и реальные обстоятельства, наглядно свидетельствующие о губительных последствиях тотального и насильственного насаждения «научного» атеизма, отчужденности от религиозных постулатов, нравственных критериев, отхода от божественных истин и пренебрежения ими. При всем этом следует заметить, что ныне более ощутимыми стали процессы возрождения духовных ценностей. В таких условиях понимание генезиса свободы совести обретает особую важность. Иначе она превращается в оторванную от своего источника и потому утратившую свою суть формальную фразу.

Поэтому, изучая Коран на предмет теологического источника свободы совести, я каждый раз пытался соотнести последнее с божественными началами мироустройства, с проявлениями человеческого разума и воли. Таким образом, свобода совести выводится не из чего-нибудь, а из самого Божьего замысла, переданному Им человеку. Причем для Бога не существует дискриминационного подхода. Наделив этой свободой первочеловека, Он передает ее и всем его потомкам, каждому в равной мере. А с какой полнотой конкретный человек осознает эту свободу или реализует ее – совершенно иной вопрос, не касающийся измерений самой свободы совести.

Коран есть ясное наставление для всех и Свет на пути. Каждый мусульманин должен изучать Коран, стремиться понять его аяты и поступать в соответствии с ними (вопреки распространившемуся заблуждению, будто вникание в суть того, что говорит Бог в Своем Откровении, зарезервировано для немногочисленных избранных ученых) (64, с. 68).

Божественные установления, данные человечеству в Священном Коране, являются религиозными, нравственными нормами, определяющими реальный образ жизни мусульман, придерживающихся заповедей ислама. Они позволяют каждому человеку сохранять и реализовывать без ущерба для себя и для других свою, Богом данную свободу, а верхам – регулировать жизнь общества на основе человечности, справедливости и надежности.

Подобное утверждение может показаться излишним сегодня, когда все это и так ясно из обширной доктрины, разработанной мусульманскими теологами-правоведами, исходя из божественных откровений, в течение многих веков. Об этом свидетельствует и мусульманское право, основы которого не только божественного свойства и которое, несмотря на внешний риторизм, способно применяться к условиям современного мира.

Но как нам напоминают авторы ряда современных работ в области права, ничто еще не изжито полностью и реальные «правоведческие» возможности реставрации прошлых антинорм (имеются в виду нормы «социалистического права»), основанных не на естественных правах и не на праве вообще, а на соображениях государственной целесообразности, существуют и ныне. Инерция правового атеизма постсоветского правоведения приводит порою к выводам, что общество вовсе не гарантировано от прецедента «безбожьего» осмысления права (26, с. 80). А каковы были последствия последнего в Европе, хорошо нам известно из истории новых европейских народов.