Сборник статей - Проблемы европейской интеграции: правовой и культурологический аспекты. Сборник научных статей

При анализе возможностей интеграции России в европейские стандарты по правам человека нельзя не учитывать и российские духовно-культурные традиции. Этико-центричный тип российского сознания, его акценты на смысложизненных началах бытия оценивают человеческие права в контексте высшего предназначения человека, а не как в Европе – прагматично. Генезис российского правосознания протекает главным образом путем непосредственного вхождения в суть и смысл жизни, а не через усвоение некой рациональной схемы поведения и внешнего приказа. А. С. Панарин в свое время отмечал: «В России личностный вклад в тот или иной вид деятельности бывает либо больше того, что функционально запрограммировано, если личность ценностно ангажирована, либо несравненно меньше требуемого, если она индифферентна по отношению к сверхзадачам». [19] Панарин А. С. О возможностях отечественной культуры // Новый мир. 1996. № 9. С. 181. Поэтому российская духовная традиция наделяет права человека ценностно большим статусом и придает им много большее влияние на повседневность, чем западная, которая уповает на каждодневно изменяющиеся интересы. Правозащитник и кинорежиссер А.Симонов дал, например, такую характеристику человеческим правам: «Это часть нашей жизни, как дождь или снег», права – «не восемь статей в Конституции плюс девятнадцать – во Всеобщей декларации прав человека», а «нечто гораздо большее, пронизывающее всю нашу жизнь». [20] Российская газета. 2003. 16 декабря.

Таким образом, очевидно, что российская культура ставит перед правами человека очень высокие интеллектуальные, политико-юридические и организационно-воспитательные сверхзадачи. Они воспринимаются не только в качестве юридического инструмента защиты индивидуальных притязаний, а как гуманистическая программа – программа реализации идеалов, формирования личности, ее духовно-нравственного и гражданского сознания.

На первый взгляд, отмеченные особенности свидетельствуют о непреодолимых различиях России и Европы в понимании смысла и целей прав человека. Однако если в сопоставительном плане проанализировать различия, которые имеют место в видении и интерпретации прав на Западе и незападных странах, то оказывается, что Россия много ближе и имеет общие основы (ценности) именно с западной (европейской) концепцией прав, но не с незападным миром (хотя и тут можно обнаружить нечто сходное). [21] Подробнее об этом см.: Глухарева Л. И. Современные проблемы теории прав человека. М., «Логос». 2004. С. 211–225. Это связано и объясняется прежде всего тем, что права человека – западный феномен, который стал известен в нашей стране, благодаря заимствованию научных идей и законодательной практике (помимо, конечно, их востребованности на уровне общих закономерностей социального развития).

Схематично и кратко эти общие российские и европейские ценности, обосновывающие права человека и отличающие их от незападных подходов, можно обозначить следующим образом: установка на принцип личности (а не группомерного человека, как на Востоке); тенденция к индивидуализации (а не к коллективному образу жизни); стремление к свободе и равноправию (а не к гармонии и солидарности); ориентир на демократию (а не на клиентские и иерархические отношения); светский характер прав, отражающий социальный плюрализм (в противовес дарованным и сакральным по происхождению правам в понимании не-Запада); гуманизм (а не теоцентризм) как мировоззрение прав; взаимосвязь прав и обязанностей (а не примат обязанностей и долга перед правами); приоритет законодательного (а не этического, религиозного либо обычного) регулирования общественных отношений; отказ от патернализма; интенсивное развитие юридических механизмов защиты прав; ощущение россиянами (русскими) себя европейцами и т. д.

Таким образом, российская модель и европейские стандарты прав человека по заложенным в них ценностям вполне совместимы, и последние свидетельствуют об успешности возможной более тесной российско-европейской интеграции. Имеющиеся же различия формируют понимание и ориентируют на отказ от однолинейного проведения такой интеграции для всех стран. Проблема, однако, в другом – в настоящее время недостаточно воли и желания сторон (России и Европы) для осуществления вполне реальных и даже необходимых для европейских народов интеграционных процессов, в том числе и в сфере прав человека.

Тенденции, происходящие в современном мире, отличаются двумя противоположными векторами: глобализацией и локализацией. Возможно, движение социальных групп, культур и обществ к локализации представляет собой ответную реакцию на глобализацию, шагающую темпами, опережающими возможности психологической адаптации. Нивелирование различий вызывает вполне оправданное стремление сохранить свою самобытность.

Особое значение при этом придается сфере культуры – культурной самобытности наций, этносов и даже отдельных групп. При этом движение к культурной автономии обнаруживается все в большей степени на локальном уровне – местного самоуправления. С одной стороны эта тенденция не может не приветствоваться, хотя бы в силу важности, ценности любой культуры. Более того, для выживания человечества унификация, сопровождаемая процессом глобализации, должна быть уравновешена минимумом разнообразия. Но, с другой стороны, чрезмерное развитие локализации ставит под сомнение не только существование национальной культуры, существующей на уровне отдельного социума, но и их управляемость.

Обозначенная проблема имеет прямое отношение к праву, выступающему формой фактически существующих общественных отношений. Одновременно реформирование законодательства должно учитывать тенденции, происходящие, в том числе, в культурной автономизации и сегментаризации современного общества.

Осмыслением очерченной проблемы в 80–90-х г.г. ХХ в. занялись, прежде всего, социальные философы. Наиболее перспективным направлением их исследований явилась концепция мультикультурализма, сформулированная одним из первых Ч. Тейлором. [22] Taylor Ch. Multiculturalism: Examining the Politics of Recognition. Princeton (NJ), 1994. (нем. пер.) Taylor Ch. Multikulturalismus und die Politik der Erkennung. Frankfurt am Main, 1993. Представители мультикультурализма небезосновательно утверждают, что содержание современного общества образовано множеством культур, отличающихся разнородными, порой противоречащими друг другу ценностями. Важно то, что человек существует сразу одновременно в нескольких культурных сферах-пространствах. [23] Отсюда вытекает знаменитый тезис постмодернизма о «расколотости Я-сознания» или в более умеренной версии «многомерности личности». См.: Gillet G. A Discursive Account of Multiple Personality Disorder // Philosophy, Psychiatry and Psychology. 1997. № 4; Kolak D., Martin R. (eds.) Self and Identity: Contemporary Philosophical Issue. N. Y., 1991. Поэтому сегодня не существует замкнутых, самодостаточных, целостных культур. Любая культура, очерчиваемая привязкой к социуму, языковой нации или территории, характеризуется множественностью значений, ей приписываемых, различающимися (может быть не противоположными, но разными) ценностными ориентациями. [24] В этой связи С. Бенхабиб заявляет: «Всякое сложное человеческое общество в любой момент времени состоит из множества материальных и символических практик со своей собственной историей. В этой истории запечатлены следы борьбы за власть, за некие символы и обозначения – короче, за культурную и политическую гегемонию, которой добиваются группы, классы и представители разных полов. Никогда не бывает единой культуры, одной логически выверенной системы верований, символов и обычаев, которая распространялась бы по всему кругу человеческой деятельности». – Бенхабиб С. Притязания культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эпоху. М., 2003. С. 71.