Ираклий Андроников - Лермонтов. Исследования и находки
- Название:Лермонтов. Исследования и находки
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Array Литагент «АСТ»
- Год:2013
- Город:Москва
- ISBN:978-5-17-078055-6
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Ираклий Андроников - Лермонтов. Исследования и находки краткое содержание
Изучению биографии и творчества М.Ю.Лермонтова Андроников посвятил всю жизнь, обнаружив поистине уникальные и сенсационные материалы. Если вам интересно узнать неизвестные страницы жизни поэта, заглянуть глубже в историю того времени, не ограничиваясь общеизвестными фактами, книга «Лермонтов. Исследования и находки» – для вас.
Лермонтов. Исследования и находки - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Выходит, они введены в заблуждение молвой. Последующее объясняется тем, что успех стихов «вскружил голову Лермонтову из желания славы», а ему, Раевскому, из любви к Лермонтову.
Труднее оправдать появление шестнадцати заключительных строк. Раевский объясняет это горячностью молодого поэта. Далее черновик заключает подробность, еще неизвестную:
«<���Между тем вскоре (которого числа не помню, а кажется воскресенье) приехал к Лермонтову…>
«Вскоре», «воскресенье» – все это вычеркнуто – излишние подробности не нужны.
«К Лермонтову приехал его брат камер-юнкер Столыпин. Он отзывался о Пушкине <���весьма> невыгодно, говорил <���как вел он себя в виду большого света>, что он себя неприлично <���вел> <���среди> людей большого света, что Дантес обязан был поступить так, как поступил и т. п.».
Далее выброшен значительный кусок текста:
«<���Лермонтов будучи обязан Пушкину, которого он знал только по печатным сочинениям, ибо когда были в ходу письменные его сочинения – Лермонтов был еще дитя (ему теперь 22 года от роду, а Пушкин начал писать 20 лет назад)>…»
Нет, все это может привести к обратному результату, внушить мысль, что Лермонтов знаком с вольной поэзией Пушкина по спискам и что, нелегально распространяя лермонтовское стихотворение, арестованные учитывают агитационный опыт декабристов и Пушкина. Нет, напоминание о противоправительственных стихах Пушкина здесь не к месту…
«Лермонтов, – переправляет Раевский, – будучи, так сказать, обязан Пушкину началом <���некоторой> своей известности, невольно сделался его партизаном и по врожденной пылкости повел разговор горячо. Он доказывал между прочим…»

Черновой автограф «Смерти Поэта» с профилем Л.В. Дубельта. ЦГАЛИ СССР. Москва.
Тут Раевский вписывает сверху фразу, на которую справедливо обратил внимание И. А. Боричевский:
«Он и его партия доказывал между прочим…»… Вычеркнул «его партия» и написал «и половина гостей доказывали между прочим, что <���всякий> <���даже иностранец> <���должен> даже иностранцы должны щадить людей, замечательных в Государстве».
Как ни старается Раевский изобразить спор как спор двух родственников, становится понятным, что общество многолюдно, что оно разделилось на два лагеря или две «партии», что Столыпин олицетворяет группу, враждебную Пушкину, а от имени его почитателей и защитников говорит Лермонтов. В гостиной Арсеньевой продолжается спор, расколовший петербургское общество в эти дни на два лагеря. «Разговор шел жарче, – продолжал Раевский, – <���Столыпин, недавно <���причислен> пожалованный в камер-юнкеры и находившийся в большом свете>…»
Не стоит впутывать «большой свет», придавать спору оппозиционный по отношению к свету характер. «Молодой камер-юнкер Столыпин <���и еще кто-то не помню> <���передавал> сообщал мнения, рождавшие новые споры, – и в особенности настаивал, что иностранцам дела нет до Поэзии Пушкина, что Дипломаты свободны от <���силы> влияния законов, что <���он буду> Дантес и Геккерн, будучи <���знатного происхождения и> знатные иностранцы, не подлежат ни законам, ни суду Русскому».
«Разговор принял было <���пол> юридическое направление, но Лермонтов прервал его словами, которые после почти вполне поместил в стихах <���и> <���тирады> монолог его заканчивался словами, – <���над> <���мне памятными>: если нет над ними <���суда и> закона и суда земного, <���так> если они палачи Гения, так есть божий суд».
«<���Столыпин уехал,> разговор прекратился и <���на другой день> к вечеру у Лермонтова, <���возвратясь от должности,> я нашел известное прибавление, в котором явно выражался весь <���вчерашний> спор».
Это место снова не удовлетворило Раевского. Получилось, что Лермонтов пишет эти шестнадцать строк слишком долго: это уже не вспышка, не опрометчивость, а продуманный шаг… Надо переписать. Раевский переносит сочинение «с другого дня» на «вечер». Но если оставить «к вечеру, возвратясь от должности», получится, что спор происходил днем в его отсутствие, когда он, Раевский, находился в департаменте и самого спора слышать не мог. Поэтому Раевский остановился на фразе: «вечером, возвратясь из гостей, я нашел у Лермонтова известное прибавление».
Совершенно очевидно, что версия, изложенная в показаниях Раевского, никак не отражает истинного хода событий. Это становится еще более понятным, если прочесть следующую страницу черновика:
«<���Это прибавление> несколько <���времени> часов не думали <���об этом> сообщать <���ли> это прибавление в публику, оно лежало без движения, – потом среди разговоров <���я сказал> сказано по неосторожности, что таковое есть, – его выпросили, потом <���я для полно> лесть Лермонтову увеличивалась, экземпляров <���требова> просили полных, я раздавал и с прибавлением <���более и более> стихи требовали>».
Этот текст обнаруживал, что экземпляров было неограниченное количество – и с прибавлением и без прибавления, что «требовали полных» и их раздавали… Это место Раевский переделал: «несколько часов» превратились в «несколько времени», остальное же свелось к тому, что «по неосторожности» «объявлено» и «дано для переписывания». В беловом варианте Раевский уже не «раздает» экземпляры, а только дает «переписывать» их.
Сравнивая черновик и беловик показаний, окончательно убеждаешься, что Лермонтов и Раевский хорошо понимали опасность своего предприятия. И Раевский не скрывает этой тревоги. Но делает это лишь для того, чтобы уйти от разговора о содержании стихов. «Однажды, – пишет он, – еще в начале раздачи, мы разговорились, чтобы Лермонтов за славу не заплатил карьером по службе».
Их беспокоит, что «стихи темны и можно всячески толковать их». Тем не менее они приходят к выводу, что «бранить врагов Пушкина можно».
Что же привело их к этому выводу?
Оказывается, причиною этого заблуждения были милости императора по отношению к семейству Пушкина и поведение тайной цензуры – то есть III Отделения, которое не остановило раздачу стихов. И только когда бабку Арсеньеву стали беспокоить вопросы о ее внуке и она, еще не зная о прибавлении, стала плакать даже от тех стихов, где Дантес назван беглецом, то «раздача стихов с прибавлениями прекращена» и стихи раздаются снова без прибавления.
Далее в черновике высказана догадка, что стихотворение было известно императору, но никаких действий не последовало. Затем глухо разъясняется смысл эпиграфа, в котором автор «обращается к его величеству и просит у него правосудия, а не сам его ищет». И наконец, Раевский винит себя в том, что мог «удержать распространение экземпляров, по крайней мере, может быть, их разошлось бы не столько».
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: