В. Пронин - Риторика. Шпаргалка

Цицерон солидарен с греками в утверждении, что ораторская речь должна служить исключительно высоким и благородным целям, а обольщать судей красноречием столь же неправильно, как и давать им взятки. Цель обучения какого-либо политического вождя заключается не в том, чтобы обучить его красивой речи. Он должен знать массу другого. Только соединение опыта, знания и красноречия создаст идеального политического вождя. Во второй книге Цицерон рассуждало памяти и, что особенно интересно, об остроумии и иронии – материале, наименее поддающемся логическому схематизированию. В третьей книге он говорил о ремесле, о словесном выражении и о произнесении.

В целом книга «Об ораторе» говорила об образовании настоящего оратора, идеального и совершенного.

«Брут»– книга об истории римского красноречия.

«Оратор»– завершение картины риторической системы Цицерона. Здесь он рассуждал о трех стилях красноречия, об уместности, ритме, словесном выражении и других аспектах риторики.

Глава новой риторической школы Марк Фабий Квинтилиан (ок. 35–96 гг. н. э.) размышлял о причинах упадка красноречия в одноименном трактате. На поставленный вопрос Квинтилиан отвечал как педагог: причина упадка красноречия – в несовершенстве воспитания молодых ораторов. В целях улучшения риторического образования он пишет обширное сочинение «Образование оратора», где излагает ведущие взгляды своей эпохи на теорию и практику красноречия, образцом которого продолжает служить Цицерон.

Подобно Цицерону («Брут»), Квинтилиан видит залог процветания красноречия не в технике речи, а личности оратора: чтобы воспитать оратора «достойным мужем», необходимо развивать его вкус. Нравственному развитию должен способствовать весь образ жизни оратора, в особенности же философские практики. На воспитание вкуса выделялся цикл занятий по риторике, систематизированный, свободный от излишней догматики, ориентированный на лучшие образцы классики. Но именно это старание Квинтилиана как можно ближе воспроизвести идеал Цицерона отчетливее всего показывает сильные исторические различия между системой первого и второго. Цицерон категорически против риторических школ, он поклонник практического образования на форуме, где будущий оратор прислушивается к правильным речам его современников, учится сам и не перестает постоянно учиться всю жизнь. У Квинтилиана как раз наоборот – именно школа стоит в центре всей системы образования, без нее он не представляет себе обучения, образовывать он собирается не зрелых мужей, но юношей-учеников. Окончив курс, перейдя из школы на форум, оратор выпадает из поля зрения Квинтилиана, и учитель ограничивается лишь обыкновенными напутствиями в его дальнейшей жизни. Именно поэтому Цицерон всегда лишь мимоходом затрагивал обычную тематику занятий по риторике (учения о пяти разделах красноречия, четырех частях речи и т. д.), но главный акцент падал на общую подготовку будущего оратора – философию, историю, право. Квинтилиан же, напротив, изложению традиционной риторической науки посвящает три четверти своих сочинений, а философии, истории, праву достались лишь три главы в его последней книге, написанные сухо и равнодушно, имеющие вид вынужденной дописки. Для Цицерона основа риторики – качественное освоение философии, для Квинтилиана – подробное изучение классиков. Цицерону видится в ораторе мыслитель, Квинтилиан же хочет увидеть стилиста. Цицерон делает акцент на то, что высший ценитель ораторского успеха – народ.Квинтилиан сомневается в этом, он ставит мнение литературно искушенного ценителя выше аплодисментов невежественной толпы. Но самое главное, что вместо цицероновской концепции плавного и неуклонного прогресса красноречия Квинтилиан преподносит концепцию расцвета, упадка и возрождения – ту самую концепцию, которую когда-то изобрели греческие аттицисты, вдохновители цицероновских оппонентов. Золотой век ораторского искусства для Цицерона был впереди, и сам он был его вдохновенным искателем и открывателем. Золотой векдля Квинтилиана был уже позади, ион – лишь ученый исследователь и реставратор.

Скептический философ Секст-Эмпирна в трактате «Против риторов» поддерживает следующее:

1) отсутствие разграничения в значениях термина «риторика» как учения о речи и в то же время учения о собственно публичной ораторской речи, отчасти получило терминологическое различие в понятиях «собственно риторика»как учение о строении речи любой и «ораторика»– публичная ораторская речь, ее теория и практика;

2) обращение ораторики к чувствам означает пренебрежение к истинной сути обсуждаемого предмета, т. е. не существовало яркого различия между диалектикой и ораторикой;

3) изучение ораторики и воспитание ораторского искусства строилось на прецедентах, а не на определенных исходных положениях – началах, а значит, риторы на практике не учитывали зависимость от этики и государственного устройства;

4) технические, т. е. речевые, и нетехнические, т. е. вещественные, доказательства и аргументы не разделены в смысловой и действенной силе. Связь между вещами и словами не учитывалась, а значит, не была разработана предметная семантика речи;

5) не была достаточно разработана этическая основа публичной речи и законодательная основа речи. Поэтому речь могла быть неэтической и направленной против закона;

6) не были разработаны этические правила борьбы словом, отсюда возможно угодничество и другие пороки;

7) не было разработано понятие лжи как противоположности истине, так как правдоподобие и правда – разные вещи;

8) подбор слов и видов речи как цель элокуции не является целью ораторики, это лишь средство одержания победы в явном или скрытом споре, таким образом, задачи эристики и ораторики небыли разграничены. Все эти суждения справедливы по отношению к практике преподавания риторики, точнее, ораторики в Античности.

Экстеризм воспитания и обучения риторов (как правило, платного, когда ученик или его семья требовали явного и безусловного практического результата ораторских навыков для карьеры) ориентировал педагогическую деятельность не на понимание и анализ места и характера речи в обществе, а лишь на ее содержание и формы, т. е. не на научное выявление характера феномена речи, а на сиюминутный результат.

Секст указал пороки педагогической практики, не освещенной фундаментальной теорией. Но и после трактата Секста жизненная необходимость все же удержала ораторскую педагогику как необходимую часть общества.