Елена Жабина - Художественный историзм лирики поэтов пушкинской поры

Высказывая мнение о том, что «историзм предполагает рассмотрение явлений в их развитии, в процессе становления, с исторической точки зрения» [66] Тойбин И. М. А. С. Пушкин. Творчество 1830-х годов и вопросы историзма. Воронеж, 1976. С. 4. , И. М. Тойбин считает, что «решить проблему историзма пушкинского творчества можно при условии, если будет учитываться природа самого искусства, лишь в свете соотношения литературы и истории, художественного и научного мышления» [67] Там же. С. 9. . В связи с этим в работе уделяется большое внимание проникновению истории в духовную жизнь общества. Проблема историзма в мировоззрении и творчестве Пушкина рассматривается в неразрывной связи с проблемой гуманизма и проблемой народности, «в связи с вопросом понимания поэтом роли народа в историческом развитии и его способности к историческому творчеству» [68] Там же. С. 66. .

В. Д. Сквозников считает, что «характеризовать историческую мысль Пушкина – это не значит извлекать «исторические взгляды» и во что бы то ни стало пытаться реконструировать «систему»… У Пушкина в интересующем нас смысле при всей его устремленности к порядку и гармонии такой системы… не было» [69] Сквозников В. Д. Пушкин. Историческая мысль поэта. М., 1999. С. 9. . В своей работе на примере прозаико-публицистических произведений поэта исследователь описывает «именно историческую мысль в ее ведущей живой тенденции» [70] Там же. С. 9. .

Понятие «художественного историзма» наиболее полно раскрыто В. И. Коровиным в работах, посвященных творчеству А. С. Пушкина [71] См., например: Коровин В. И. «Песнь о вещем Олеге» // Филологические науки. 2003. № 2. С. 14–24; Коровин В. И. Размышления Пушкина о русской и западноевропейской истории как фон «Бориса Годунова» // Филологические науки. 1995. № 5–6. С. 14–28; Коровин В. И. «Заветные преданья» // Русская историческая повесть первой половины XIX века/ Сост. В. И. Коровин. М., 1989. С. 5-18 и др. .

В отличие от историзма Пушкина, историзм поэтов пушкинской поры изучен в меньшей степени. Литературоведами рассматривается реализация исторической темы в творчестве того или иного поэта [72] См. об этом: Батурова Т. К. Страницы русских альманахов; Магина Р. Г. Романтическая лирика пушкинской поры; Гофман М. Л. Поэзия Боратынского; Грехнев В. А. В созвездье Пушкина; Мазепа Н. Р. Е. А. Баратынский: Эстетические и литературно-критические взгляды; Вацуро В. Э. Лирика пушкинской поры, Пушкинская пора; Сахаров В. И. Под сенью дружных муз; Розанов И. Н. Пушкинская плеяда, Поэты 20-х гг. XIX века; Рассадин С. Б. Спутники; Афанасьев В. В. Свободной музы приношенье; Лирическая поэзия последователей Пушкина; Сухомлинов М. И. Князь П. А. Вяземский; Гиллельсон М. И. Вяземский: Жизнь и творчество и др. .

Во вступительной статье к Полному собранию сочинений А. А. Дельвига И. В. Виноградов отмечает, что «в идиллиях Дельвига наблюдается стремление приблизиться к античности», но «антична по своему устремлению их метрическая форма – гекзаметр» [73] Дельвиг А. А. Полное собрание сочинений. Л., 1934. С. 30 .

В. И. Коровин в книге «Поэты пушкинской поры» замечает, что «античность Дельвига – не достоверная копия древнего мира. Он смотрел на античность глазами русского человека… Дельвиговская античность – это романтический идеал, мечта о гармоническом обществе, но мечта недостижимая, хотя и прекрасная» [74] Коровин В. И. Поэты пушкинской поры. М., 1980. С. 61–62. .

«Достоянием романтиков становится чувство историзма, поэтому и поэты пушкинского круга, в отличие от классицистов, используя античный материал, осознают временную дистанцию и стараются смягчить условность шуткой, – пишет Л. И. Савельева. – Только у Дельвига иная задача – попытка воссоздать колорит античной поэзии, что приводит к стилизации под античность, иногда искусной, а подчас весьма искусственной» [75] Савельева Л. И. Античность в русской романтической поэзии. Казань, 1986. С. 76. .

Т. Г. Мальчуковой в книге «Античное наследие и современная литература» высказана следующая мысль: «… присутствие античных элементов в поэзии определяет не только сознательная ориентация поэта на античность, но и преемственная связь с национальной культурой, для которого в течение долгого времени античные памятники играли формирующую роль “нормы и образца”» [76] Мальчукова Т. Г. Античное наследие и современная литература. Петрозаводск, 1988. С. 14. . Например, В. К. Кюхельбекер на материале греческой истории пишет трагедию «Аргивяне», в которой пытается воссоздать образ великого сатирика древности и вместе с тем форму его хороводной комедии.

И. М. Тойбин отмечает, что «римская тема в сознании и творчестве Шевырева, в его политических и философско-исторических взглядах не существовала оторвано от проблемы судеб России и русской культуры. Не сам по себе Рим интересует Шевырева, а прежде всего – аналогии и сближения его с Россией, с Петербургом как столицей империи» [77] Тойбин И. М. Пушкин. Творчество 1830-х гг. и вопросы историзма. Воронеж, 1976. С. 145. .

В книге Д. В. Абашевой «Поэзия Языкова и проблемы фольклоризма» также проводится мысль о том, что «старина Языкову нужна для идеализации прошлого и для того, чтобы провести параллель с современностью» [78] Абашева Д. В. Поэзия Языкова и проблемы фольклоризма. Чебоксары, 2002. С. 35. . Как и в поэзии декабристов, в лирике Языкова встречаются образы древности, а «города Новгород и Псков выступают у него символами политической свободы» [79] Там же. С. 80. .

«Историзм в лирике представляет собой обобщенное эмоциональное содержание целых эпох в развитии мировой культуры: «дух» Древней Греции, рыцарского средневековья, Древней Руси. – пишет С. А. Кибальник. – При этом прошлое обыкновенно смыкается с современностью, существуя лишь как дополнительный план или элемент формы» [80] Кибальник С. А. Русская антологическая поэзия первой трети XIX века. Л., 1990. С. 12. .

В книге «Русская античность» Г. С. Кнабе отмечается, что «как идеал и норма античное начало не могло и не должно было слиться с эмпирической действительностью, раствориться в ней; оно противостояло ей как эталон и корректив, как ее возвышенно героизированный и требовательный лик. Но в то же время именно в силу своей функции назидания античные мотивы и образы были призваны воздействовать на действительность, следовательно, и взаимодействовать с ней…» [81] Кнабе Г. С. Русская античность. М., 1999. С. 120. . Кнабе подразделяет античность на так называемую «мягкую» (выражала себя в «легкой», «анакреонтической» поэзии в таких жанрах, как элегия, идиллия или «подражание древним») и героико-назидательную («реализовывалась прежде всего в теориях и художественной практике классицизма – как государственного, имперского, так и революционного, декабристского» [82] Там же. С. 121. ).