Самуил Лурье - Книги нашего детства
- Название:Книги нашего детства
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Array Литагент «ИП Князев»
- Год:2008
- ISBN:978-5-89059-105-0
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Ваша оценка:
Самуил Лурье - Книги нашего детства краткое содержание
Книги нашего детства - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И сказал ягуар:
Я теперь комиссар
Комиссар, комиссар, комиссарище
И прошу подчиняться, товарищи,
Становитесь, товарищи, в очередь! [88] Чуковский К. Стихотворения. СПб., 2002. С 391.
Разумеется, не могло быть и речи о включении этих строк в опубликованный текст сказки, они так и остались в рабочей тетради Чуковского. С середины 1920-х годов нападки на «крокодилиады» – и прежде всего на «Крокодила», их родоначальника, – вместе с громогласными требованиями запретить все сказки Чуковского приобрели шквальный характер. Никто из хулителей и запретителей не подвергал сомнению талантливость этих произведений, но и самая их талантливость рассматривалась как негативное качество: чем талантливей, тем хуже, тем опасней и вреднее. Мол, талантливость сказок Чуковского – что-то вроде привлекательной для читателей облатки, скрывающей ядовитую пилюлю буржуазности. Для обозначения всех тех ужасов, которые несут в себе эти сказки, было придумано и введено в оборот пугающее словцо «чуковщина» (созданное по образцу названий самых мрачных явлений отечественной истории: «бироновщины», «пугачевщины» или «распутинщины»). Борьба с «чуковщиной» стала знаменем леворадикальной критики и педагогики.
К. Свердлова писала о «чуковщине» как об антисоветском сговоре «части писательской интеллигенции» [89] Свердлова К. О «чуковщине» // Горизонт. 1991, № 3. С. 23. Первоначально: Красная печать. 1929, № 9-10.
. Некоторые из ее инвектив уместней было бы предъявить не Чуковскому, а его предшественникам, традицию которых сказочник оспаривал «Крокодилом», – например, «культ хилого, рафинированного ребенка, мещански-интеллигентской детской» [90] Там же.
. Другие обвинения – очень опасные по тем временам – способны озадачить нынешнего читателя: Чуковскому ставились в вину «боязнь разорвать с корнями „национально-народного“ (в кавычках! – М. П.) (…) культ и возведение в философию „мелочей“, нелепиц (…) неорганизованных ритмов „национальной поэзии“ (снова в кавычках! – М. П.) (…) культ отмирающей семьи и мещанского детства…» [91] Там же. С. 23–24.
На борьбу с «чуковщиной» был мобилизован «голос народа»: общее собрание родителей Кремлевского детсада постановило «не читать детям этих книг, протестовать в печати против издания книг авторов этого направления» [92] Мы призываем к борьбе с «чуковщиной» (Резолюция общего собрания родителей Кремлевского детсада) // Горизонт. 1991, № 3. С. 25. Первоначально: Дошкольное воспитание. 1929, № 4.
.
Они добились своего: в 1926 году ленинградский Гублит (т. е. орган политической цензуры) бессрочно запретил «Крокодила» к переизданию. Литератор 1920-х годов, еще не вполне освоившись в наступившей новой бравой эпохе, простодушно полагал, что с цензурой можно объясниться, как это делали в своем девятнадцатом веке Некрасов и его современники. Чуковский вступил в объяснения с цензурой: 26 октября 1926 года написал заявление заведующему ленинградским Гублитом.
Я могу гордиться тем, что я положил основание новой детской литературе. Будущий историк этой литературы отметит, что именно с моего «Крокодила» началось полное обновление ее ритмов, ее образов, ее словаря.
Дворянская и чиновничья среда, где культивировалось «Задушевное слово», была разрушена до основания. Революция создала новое поколение детей, которое потребовало от своей литературы нового языка, нового стиля, новых ритмов, – и моя поэма в каждой своей запятой шла навстречу этим новым требованиям. Оттого-то вся новая малолетняя Русь заучила эту поэму наизусть (…)
Поэтому был весьма изумлен, когда узнал, что Гублит не нашел возможным разрешить четвертое издание этой книги, сочтя ее опасной и вредной.
Я был уверен, что если ее сюжет в кое-каких местах и не отвечает тем (вполне основательным) требованиям, которые теперь предъявляются к детским стихам, то ее стиль, ее форма, ее стиховая структура, ее общее направление вполне гармонируют с тем новым ребенком, которого создала революция. Так до сих пор смотрели на дело многие большие коммунисты. Ленинградский совет рабочих и крестьянских депутатов не побоялся в самые бурные годы издать эту книгу в огромном числе экземпляров, а впоследствии ее дважды перепечатывали в Госиздате.
Никак не могу понять, почему советская власть на девятом году революции внезапно сочла эту книгу столь вредной.
Впрочем, теперь мне обещают разрешить мою книгу, если я в ней переделаю кое-какие страницы.
– Каких же вы требуете от меня переделок?
– Выбросите прочь городового и замените его милиционером.
Это крайне удивило меня.
– Неужели вы хотите, чтобы крокодил глотал не царского городового, а советского милиционера, – и глотал наравне с собакой?!
– Нет, – говорили мне. – Это и вправду неловко. Пусть городовой остается, но замените Петроград – Ленинградом.
– Как! Вы хотите, чтобы в городе Ленина оставались старики городовые, которых глотают кровожадные гадины!
– Нет, но мы вообще хотим, чтобы вы придали „Крокодилу“ советскую идеологию.
– Но в нем и так ничего антисоветского нет.
– Помилуйте, в нем есть елка, – предмет религиозного культа для буржуазных детей.
С этим я, конечно, не спорю: елка в моем «Крокодиле» имеется, но служит она, конечно, не религиозному культу, а беззаботному веселью детей. Не религия в елке, а поэзия, и каким нужно быть Угрюм-Бурчеевым, чтобы эту поэзию отнять у ребенка.
Горячо протестую против всей этой угрюм-бурчеевской практики [93] Архив К. Чуковского.
.
Нужно ли говорить, что обращение в Гублит ничего не дало, а преследование сказки, уже запрещенной, – в печати продолжалось. Эстетические и идеологические смыслы этой травли перекрывались пафосом запрета – запретительство становилось самым выразительным знаком советской лояльности. Особую силу запретительным призывам придавало то немаловажное обстоятельство, что исходили они от людей, занимавших видные посты в советской иерархии, связанных с высокопоставленными советскими деятелями служебными, дружескими или родственными отношениями. Чуковский набросал (в 1929 г.) хронологию мытарств своего «Крокодила», далеко, впрочем, не полную:
Задержан в Москве Гублитом и передан в ГУС (Государственный ученый совет при Наркомпросе. – М. П.) – в августе 1926 года.
Разрешен к печати Ленинградским Гублитом 30 октября 1927 г., после 4-месячной волокиты.
Но разрешение не подействовало, и до 15 декабря 1927 г. книгу рассматривал ГУС.
Я был у Кр(упской). Она сказала, что я вел себя нагло. 15 декабря разрешили, но «в последний раз» – и только 5000 экземпляров.
Шрифт:
Интервал:
Закладка: