Павел Бегичев - Трудные тексты Библии. Сборник экзегетических статей

Хотя вторая точка зрения имеет больше последователей и также представляется нам вполне логичной, мы все же склоняемся в пользу третьей версии.

Наш выбор обусловлен следующими экзегетическими принципами:

Как мы уже отмечали, конструкция фразы на иврите позволяет сделать вывод, что корень проблемы, описанной в 6 главе Бытия – полигамия и жестокость правителей.

«… они брали женщин из всех, кого избирали». Эта фраза свидетельствует о том, что они брали себе несколько жен, отвергая ясное повеление Бога: «да… прилепится… к жене (ед. число) своей…».

Кроме того, сказано, что они «избирали» своих жен независимо от воли самих женщин, а может быть и их родителей или даже мужей. Ведь не зря потомки от этих союзов названы словом «нефилим» (исполины). Это слово происходит от глагола נפל – падать или нападать, и означает падших, жестоких людей, склонных к насилию, нападению.

Кстати, похоже, что люди, которых называли «нефилим» существовали и до описываемых в 6 главе Бытия событий. На это указывает слово «особенно» из 4 стиха синодального текста, буквально «а также».

В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим… (Быт.6:4).

Т.е. нефилим существовали и раньше, а после того, как развратились цари и начальники, таких людей стало больше.

Также 4 стих называет нефилим сильными и издревле славными людьми. Еврейское גִּבּוֹר (гибор) – сильный, храбрый – часто относится к особым воинам, не ведающим страха и не знающим жалости к врагам. Это же слово описывает одно из качеств Бога, являясь частью Божьего имени Эль-Гибор.

Слово же «славные», буквально «люди имени», т.е. имеющие имя также указывает на особое знатное происхождение этих царственных отпрысков.

Земные владыки (а в древности такого звания могли удостоится только наиболее сильные, мужественные и жестокие люди, ибо власть приходилось захватывать силой) насильно брали в жены самых лучших и красивых женщин. От этих браков рождались рослые, мужественные, красивые, но еще более жестокие мужчины.

Прийти именно к такому выводу побуждает нас анализ слов, используемых в тексте. Если бы речь шла о смешении праведников с нечестивыми женщинами (сифитов с каинитками), то мы видели бы в тексте намеки на постепенное угасание праведности. Ведь праведный отец, даже неудачно женившись, все же сохраняет свое доброе влияние на сыновей. Выхолащивание доброго начала требует смены нескольких поколений.

Но здесь мы видим, как злоба, насилие и развращенность в каждом последующем поколении возрастают в геометрической прогрессии.

В этом же нас убеждает и следующий принцип:

Здесь не зря подчеркивается идея величия потомков от этих браков. Исполины – сильные. Князья – сильные. Дочерей брали силой. Люди умножились, усилились, возомнили себя Богами. Уверились, что сами вправе устанавливать моральные нормы, попирая Божьи установления о браке.

Похоже, что Моисеем двигало не желание показать смешение праведности с неправедностью, не «смешанные» браки между сифитами и каинитами волновали его (у самого была жена ефиоплянка, хотя и верующая). Моисей пытался показать, как грешное человечество настойчиво стремится занять место Бога и прославиться. Недаром, позже история повторится, когда герой-охотник и воин по имени Нимрод станет идейным вдохновителем строительства Вавилонской Башни.

Авторский замысел тут явно далек от стариковского брюзжания на тему: вот, мол, молодежь развращаетс, мир потихоньку рушится, уже и «монтеки с капулетями» породнились.

Здесь напряжение не угасает, но возрастает. Автор передает ощущение лавинообразногоумножения греха. Не разбавления праведности греховностью, а распространения греховной заразы от низов до самой верхушки человеческого общества. От поколения к поколению не ослабевает праведность, но ширится и множится грех, принуждение, бунт против Бога. Дух Божий в пренебрежении, земля стонет от насилия, царские сынки делают себе имя, умножая грехи отцов. И на пути у распространения греховных действий и помыслов встает Божий суд: всемирный потоп.

Аллен П. Росс вводит нас в исторический контекст:

Характерно, что в угаритской литературе (как и в литературе других народов) цари описываются как боги и полубоги. Неудивительно, что язычники поклонялись им. Многие мифы называют великих правителей и воинов отпрысками богов. В памятниках угаритской литературы он’лм («сыны богов») относится как к составляющим небесный пантеон, так и к земным царям. Так в одной из легенд рассказывается о том, как главный бог небесного пантеона – Эль – совратил двух земных женщин. От их союза с Элем произошли Схр («Заря») и Слм («Сумерки»); две эти богини, по-видимому, соответствовали Афродите в греческом пантеоне богов. Так что в представлении язычников боги «появлялись на свет» в результате союза между богами же и людьми. Любой мифический персонаж, наделенный сверхчеловеческими способностями, в частности, человек исполинского роста, казался язычнику «сыном Бога». Содержится в Быт. 6:1—4 и полемический элемент. Полемика направлена против языческого верования, что исполины и сильные люди, издревле отмеченные славой как герои (см. окончание ст. 4), – божественного происхождения, и что бессмертия можно, следовательно, достичь ценой безнравственности.

Таким образом, первые читатели Моисея понимали этот текст в привычном для себя языческом дискурсе. Ведь они долго жили в Египте, где неоднократно слышали о том, что фараон – сын бога Ра, что земные правители – это сыны Бога или богов. В конце концов, выражение «сын божий» в те времена стало нарицательным обозначением правителя. Это имя Ра присутствовало в тронном имени любого фараона, а к личному имени неизменно прибавлялось «сын Ра».

Попробуйте взглянуть на текст глазами первых читателей Пятикнижия. У них еще нет ясной и четко сформулированной ангелологии, чтобы увидеть в наименовании «сыны Божии» ангелов. По видимому, фраза «сыны Божии» является примером антономасии (или прономинации) – литературного приема, тропа, являющего собой замену названия или имени указанием какой-либо существенной особенности предмета.

Сынами Бога называли тогда правителей. Так же как сегодня мы называем ревнивца «Отелло», а врача «Эскулап». Или, памятуя об эпиграфе к передаче «Очевидное невероятное», мы можем гения называть просто «парадоксов друг». А талант называть «братом краткости».