Роман Сенчин - По пути в Лету

Алиса Ганиева, как я знаю, живёт в Москве, но часто бывает в Дагестане, там прошло её детство. Занимается она литературной критикой, и «Далгат…» стал её дебютом в прозе. И не случайно, наверное, она обратилась не к фантастике или исторической прозе, а решила использовать накопленный биографический опыт. Он редко когда подводит…

О биографическом опыте Арслана Хасавова я ничего не знаю. И его повесть «Смысл», скорее всего, не автобиографическое, а может, и вовсе не реалистическое произведение. Но в нём настолько сильно звучит желание жить со смыслом, ради чего-то, что-то сделать, что оно поневоле заражает свей энергетикой и в то же время доказывает, что биографию во времена, когда дана установка на всеобщую усреднённость, сделать практически нереально. Можно сколько угодно фантазировать, болтать за столиком в кафе, строить планы, а вот действительно стать фигурой, личностью, необычным человеком…

Откровеннее всего безвременье зафиксировано в романе Дмитрия Данилова «Горизонтальное положение». Герой не некий современный Обломов, предающийся на диване мечтаниям, не наслаждающийся ленью, а довольно активный человек, жизнь которого наполнена делами, которые он отмечает в дневнике. Но что это за дела? Обычные дела обычного современного человека. Как говорится, без биографии… Правда, дела эти способны свести с ума своей никчёмностью и однообразностью. И вот под конец книги (на триста какой-то странице) герой разражается холодным и в то же время отчаянным монологом-дневниковой записью:

«Сколько уже можно описывать эти бесконечные поездки на автобусах, метро и такси. Все эти отъезды из Кожухово и приезды в Кожухово. Всю эту бесконечную нудную езду по Новоухтомскому шоссе и Каскадной улице. По Салтыковской улице, по МКАД, по Каширскому шоссе. Всю эту так называемую ткань так называемой жизни. Всю эту невозможную нудятину. Изредка перемежаемую путешествиями разной степени бессмысленности. Сколько можно толочь в ступе эти бесконечные интервью с руководителями и специалистами международного аэропорта Домодедово. Все эти литературные мероприятия с участием одних и тех же персонажей, неизменно заканчивающиеся неформальным общением. Все эти идиотские описания деятельности нефтяных и газовых компаний. Всё это бесконечное унылое чтение газеты «Спорт-Экспресс» и не менее унылую и бесконечную игру в футбольный менеджер на сайте 11х11.ru. Надо уже как-то с этим заканчивать».

И дальнейшие записи представляют собой лишь числа, и мысль у героя одна: скорей бы Новый год. Будто бы там будет нечто новое, начнётся настоящая жизнь.

«Горизонтальное положение», написанное в архаической форме (дневник), не отличающееся динамикой, не населённое необыкновенными персонажами и не содержащее каких-то умных размышлений неожиданно стало одним из событий литературной жизни. Роман заметили и долго спорили, что хотел сказать автор. Спорят и до сих пор, кстати сказать.

Да и все книги, о которых я говорил выше, оказались замечены, были приняты неоднозначно. Тем более что и авторы вошли в литературное пространство совсем недавно. Одни лет десять, другие буквально два-три года назад. Главное их богатство (пока?) – жизненный опыт, собственная биография. Пусть порой и небогатая. Но, как доказывает «Горизонтальное положение», и из житейского хлама, в который превращается большинство дней, можно собрать настоящее, переплавить в художественное произведение.

Но тоска по сильным героям, по действительно ярким сюжетам остаётся и, как мне кажется, нарастает. Хотя сложно ожидать обилия таких произведений, – люди без биографий вряд ли могут создать героев с биографиями. И у писателей нового поколения есть возможность такие произведения писать, по крайней мере потому, что они ещё физически более или менее молоды.

Кстати сказать, удивляет реакция некоторых критиков и собратьев по перу постарше на существование в литературе этого нового поколения.

Приведу два примера.

Вот как характеризует Наталья Иванова в статье «Трудно первые десять лет» литературные плоды этого поколения: «Их проза вызывает в критике противоречивую реакцию – от безусловного приятия до безудержного отторжения. Как правило, с их текстами надо серьёзно работать редактору – они недотянуты, недоделаны, недоформатированы.

Им надо прописывать недостающие элементы. Менять композицию. Не хватает профессионализма?»

С одной стороны, можно согласиться с такой оценкой. Да, редактору надо серьёзно работать. (Впрочем, не только с молодыми.) Но что значит «недотянуты, недоделаны, недоформатированы»? И про «недостающие элементы» и «композицию» я не понял. То есть, до чего дотягивать, доделывать и так далее. Если дотягивать и доделывать, менять или хотя бы править композицию, к примеру, «Салам тебе, Далгат!» или «Горизонтальное положение», или олитературивать рассказы Аркадия Бабченко, то это будут уже другие вещи и другая проза.

Судя по этой статье, Наталья Борисовна не видит (пока?) в новом поколении больших писателей. Вот она выписывает в два столбика писателей 1900-х и 2000-х и, правда, с оговорками, допуская, «что это не совсем корректно», сравнивает достижения.

У меня фамилии в колонках вызвали недоумение… Нет, и там, и там приведены настоящие, знаменитые писатели, художники, режиссёры. Но если в 1900-х значатся в основном достаточно молодые – примерно сорокалетний Чехов, примерно сорокалетний Горький, примерно тридцатипятилетние Бунин и Андреев, юные Блок, Белый, Гумилёв, Мейерхольд и так далее, то в колонке 2000-е – мэтры: Битов (напротив Чехова), Маканин (напротив Горького), Гандлевский (напротив Гумилёва)… Кажется, самым молодым в колонке 2000-х оказался Пелевин. Ни Прилепина, ни Иличевского, ни Михаила Тарковского, ни Самсонова, ни тем более поэтов моложе сорока лет…

Конечно, это сложно представить, но, скажем, в 1900-е Горького, Андреева, Брюсова, Белого, Бальмонта, даже Чехова, да и многих других впоследствии классиков и полуклассиков немалая часть читателей не считала настоящей литературой, их популярность (порой довольно-таки локальную) называли дутой, объясняли агрессивным поведением в литературе.

Да и сегодня агрессивностью объясняет популярность нового поколения, например, Олег Павлов. Об этом он рассказал в самом начале одного из недавних интервью:

«Произошло обнуление. Да, нулевые – это обнуление. В литературу пришли нули и стали очень большими величинами. Мне скучно кого-то разоблачать. Но поскреби любого такого – это не проходило в девяностых отбора… То есть тогда они не прошли. Молодые – такое же обнуление. То, что создали, создают – формация.

И не скажешь хотя бы так – разные авторы. Нет, именно одинаковые, и все недоростки, потому что, действительно, только начинали расти. Таких сплотили, соединили. Но это не молодая новая литература: это почти партийная организация. А дальше – простейшие, они пожирают всё, что сложнее устроено, то есть враждебно. Но именно это востребовал книжный рынок. В общем, в это вложили деньги, конечно. Искусство высоко ценили, когда оценкой было признание мастерства. Но, оказалось, мастерства не требуется. Оно даже вредно, не нужно. Для рынка книги живут в текущий момент: продаж. Конвейер запустили. Рынок востребовал тех, кто готов на него работать. Актуальным становиться только то, что занимает первые места в рейтингах продаж, то есть самое продаваемое на текущий момент. Остальное – не актуально, стало быть, в общем, не нужно. Из литературы выбросили как балласт культуру».