А. Кривоносов - Слово и мысль. Вопросы взаимодействия языка и мышления

7) Если значение, как считает Панфилов, есть результат отражения действительности и аналогично этой действительности, если каждый знак подобен предмету, то это означает, что значение, понятие находится в материи знака, а не в мозгу человека, хотя мозг произвольно назначил для каждого предмета свою, внешне воспринимаемую материю и указал на соотносимый с нею предмет как своего представителя в мышлении, в сознании. Хотя значение знака как его логическое понятие находится в мозгу, однако оно не отражает действительность, а лишь указывает имя соответствующего отрезка этой действительности, чтобы отличать его от других отрезков. А сущность этого отрезка действительности лежит не в самом названии, имени, оно лишь указывает на существование этого понятия и на его место в соответствующем ряду таких же понятий. Сущность вещи познаётся работой мышления, которое, чтобы раскрыть сущность чего-либо, привлекает новые знаки или использует старые, строит из них суждения и умозаключения. Этими вопросами занимаются все прочие науки, кроме языкознания.

8) Если мы будем считать главным, формирующим наш язык, его самостоятельные значения, независимые от их структурных свойств, то язык был бы уже не язык. Романы, повести, стихи были бы написаны в виде нагромождения отдельных слов, были бы изолированы от общей структуры, представляли бы собой бессмысленный набор знаков.

9) Если мы будем считать главным, формирующим наш язык, значения, то язык был бы уже не язык, а реальный мир, язык исчез бы, а вместе с ним и человек. Вот невинные следствия, к счастью только на бумаге, для тех, кто считает субстанцию, т.е. материю знаков и их значения равных самим себе, в самих себе и для себя, вне взаимосвязи друг с другом, считает центром и сущностью языка. Вот такие логическиевыводы следуют из невинной лингвистической забавы многих лингвистов, рождённой в недрах «марксистской» теории, искажающей сущность языка, вопреки учению своих же учителей.

В языке есть и материальное, и идеальное, значения, и они порождены, якобы, не внутрисистемными отношениями, а реальным миром. Тогда спрашивается: в какой форме – материальной или идеальной – находится в мозгу человека материя знаков и внешний предмет? Только в виде их идеальных абстракций: звуки и буквы в виде фонем и графем, предметы – в виде понятий, суждений, умозаключений. Чтобы удержаться в голове людей, говорящих на сотнях разных языков, эти идеальные образы должны быть строго структурированы, находиться в сложнейших взаимосвязях и взаимоотношениях. Именно поэтому язык, вопреки теории некоторых лингвистов, и есть релятивистский каркас.

Языковое значение, по Панфилову, есть образ действительности, оно не знаковое, не системное, не условное. Если язык – это образ мира, то мир можно познать через устройство языка, следовательно, мы будем иметь столько же миров, сколько существует языков. Как удержать эту действительность в голове, манипулировать её отдельными частями, передавать её другим и воспринимать её от других? Великую роль в этом играет языковой знак со всеми его свойствами, главное из которых – его абсолютная условность, произвольность, немотивированность и структурность.

10) Если мы будем считать главным, формирующим наш язык, значения, то марксистских лингвистов следовало бы назвать научными плагиаторами, ибо за 200 лет до них герой повести Джонатана Свифта «Гулливер», путешествуя по различны странам, обнаружил страну, где люди, не будучи ещё знакомыми с марксистскими теориями, опередили их на 200 лет, потому что для них материя знаков в их языке была единственным, главнейшим признаком их языка – те же реальные предметы, носимые в мешках. Поэтому эти люди не изобрели никаких языковых знаков, а пошли по наилегчайшему пути – использовали для целей коммуникации реальные предметы, носимые их слугами в мешках, демонстрируя их во время «разговоров». Но какой мешок нужен, чтобы вместить весь мир? Вот в чём сущность языковых знаков, а, значит, и всего языка в рассуждениях сторонников субстанционизма.

11) Если мы будем считать главным, формирующим наш язык, значенияслов, то мы погрязнем во многих противоречиях. Марксистская философия справедливо утверждает субстанциональный подход и считает, что существуют только реальные вещи с их реальными признаками, которые проявляются только в отношениях друг с другом. Вещи первичны к их отношениям, а не отношения первичны к вещам. Однако этот тезис перенесён лингвистами в языкознание: якобы семантика рождает грамматические структуры, а не грамматические структуры ведут за собой семантические значения. Но язык в целом, не материальная вещь, он целиком состоит из идеальных сущностей, кроме материи звуков и букв. Но и они, будучи необходимыми и неизбежными для жизни языка и человека, живут в сознании лишь в их идеальной форме.

Понятие реальной вещи и её соотношений с другими вещами как нечто материального перенесено в область языка, в область взаимодействия абстрактных сущностей. Действительно, слово – тоже материя и, как вещь, имеет своё значение. Но эта материя – особого рода, она тоже природного свойства, но суть этой материи в том, что она, но уже в идеализированной форме, принадлежит мозгу, сознанию, и без него не было бы ни языка, ни человека, в противоположность реальным вещам и предметам, появившихся до человека и живущих помимо воли человека. Главное в языковой материи состоит в том, что она, будучи материальной, превращается в сознании человека в её противоположность, в её двойника, в её идеальный образ. И в то же время этот идеальный образ языкового знака (фонема) становится также и идеальным образом внешнего предмета (понятие) (в модели знака – это уровни (2) и (3)), т.е. материя языкового знака выступает в сознании человека дважды: и как идеальный образ материи знака (фонема), и как идеальный образ материи внешнего предмета (понятие).

12) Если мы будем считать главным, формирующим наш язык, значениязнаков, то мы должны признать, что фонема – не результат внутрисистемных фонологических противопоставлений, потому что звуки не создаются этими противопоставлениями, а используются лишь для различения звуковых единиц. Но ведь не звуки различают языковые единицы, а их идеальные образы, фонемы, не субстанция, а форма. Налицо – полное отрицание фонемы, фонологии, возврат к дободуэновским временам, к теории «дегуманизации» языка.

13) Если мы будем считать главным, формирующим наш язык, значениязнаков, то мы должны признать, что в материи языкового знака не лежат, кроме его двойного свойства превращаться в сознании и в идеальный образ знака (2), и в идеальный образ вещи (3), ещё два величайших свойства мышления: а) свойство логического обобщения множества однотипных, но индивидуально воспроизводимых разными говорящими различных звуков, букв и б) свойство логического обобщения множества объектов, предметов, понятий под одним материальным знаком, т.е. отрицать многозначность: слово берёза , как бы оно не было произнесено или написано, аккумулирует в себе обобщённо идеальные образы всех берёз мира, со всеми их индивидуальными отличиями.