Анатолий Демин - Древнерусская литература как литература. О манерах повествования и изображения

Благодаря сцеплению библейских цитат и пояснений летописца, в отрывке, характеризовавшем праведников (в первую очередь библейских), набрался целый букет мотивов, отразивших представление летописца о древних праведниках как самых выдающихся людях. Летописец прежде всего подчеркнул мысль о бессмертии праведников, многократно повторив соответствующий мотив («праведныхъ бо душа не умираеть… Бессмертье бо есть память его… Праведници въ веки живуть»). Праведник знаменит: люди, «вси человеци», знают праведника («познавается и от человекъ»); всегда помнят его («в память вечную праведникъ будеть»); радостно хвалят его («похвала праведному възвеселятся людье»). Праведник непоколебим («от слуха зла не убоится, готово сердце его уповати на Господа, утвердися сердце его и не подвижется»). Бог очень привечает праведников: Бог знает праведника («от Бога познавается»); способствует прославлению праведника («прославлю»); надежно защищает праведника («десницею покрыеть я и мышцею защитить я»); праведники принимают от Бога великие награды («от Господа мьзда имь есть и строенье от Вышняго»; … «приимуть царствие красоте и венець доброте от руки Господня»).

Умонастроение летописца. Летописец, следуя многовековой традиции, видел в древних праведниках образец для подражания, но не вообще, а уже и для его русских современников. Явную связь своих современников с древними праведниками летописец дважды обозначил в конце «Повести временных лет». Так, 90-летнего старца Яна Вышатича, сообщившего много полезного летописцу, летописец сопоставил именно с древними праведниками: «живъ по закону Божью, не хужии бе первых праведник » (281, под 1106 г.). А восхваляя другого своего старшего современника – Феодосия Печерского, – летописец уже очень настойчиво высказался об ориентации того на великих древних праведников: « вследуя стопамъ высокомысленнымъ отцемь … с праведными, отче, почилъ еси … отцамь наследникъ бывъ, последовавъ ученью ихъ и нраву ихъ … и правило ихъ правя , паче же ревноваше великому Феодосью, нравомъ и житьемь подобяся житью его и въздеръжанью ревнуя, последьствуя обычаю его» (213–214, под 1091 г. Имеется в виду Феодосий Иерусалимский).

Сочетания библейских цитат в летописи касались не только праведников, но имели в виду и иные нравоучительные темы. Так, похвала крещению Руси (119–121, под 988 г.) содержала почти двадцать цитат из разных мест Библии 21; сочетая цитаты, летописец не только прославлял крещение, но призывал читателей к повседневным благодарственным действиям: поминать крещение, восклицать, петь, радоваться, ощущать освобождение от прошлого и пр.

Настойчивость летописца понятна: в летописи он не раз жаловался на недостаточную благочестивость «новых людей» на Руси; да и в упомянутой похвале крещению летописец недаром процитировал высказывание апостола Павла: «Ныне приближися нам спасенье, нощь успе, а день приближися» (120), – спасенье и день еще только приблизились, но не наступили окончательно.

Вкупе все эти циклы цитат составили солидный нравоучительный пласт летописи. Летописец как активный мыслитель являлся и проповедником.

7 бо мьстии прия Каинъ, убивъ Авеля, а Ламехъ – 70, понеже бо Каинъ не ведыи мьщенья прияти от Бога, а Ламехъ ведыи казнь, бывшюю на прародители его, створи убииство (145, под 1019 г.).

Семантика отрывка. Рассказ о сражении Ярослава со Святополком Окаянным, который потерпел поражение и тяжело заболел во время своего панического бегства, летописец завершил поучением. Фраза «понеже бо Каинъ не ведыи мьщенья прияти от Бога» отсутствует в возможных источниках летописца: в Библии (Бытие, гл. 4), в «Речи философа», в «Хронографе». Сходный отрывок о Каине и Ламехе встречается только в «Сказании о Борисе и Глебе»: «Яко же Каинъ, не ведый мьсти прияти, и едину рану прия, а Ламехъ, зане ведевъ на Каине, темь же седмьдесятицею мьстися ему: така ти суть отъмьстия зълыимъ делателемъ» 22. Но вот что интересно: оба рассказа различаются по смыслу. В «Сказании о Борисе и Глебе» Каин был осужден безусловно и причислен к «зълыимъ делателемъ». Каин же в летописном поучении выглядел не столько законченным злодеем, сколько каким-то непредусмотрительным преступником: резко осудительной фразы о «злых делателях» в летописном тексте нет, а есть лишь упоминание летописца о том, что Каин, бедняга, легкомысленно «не ведыи мьщенья прияти от Бога» за убийство Авеля.

Отношение к Каину как к незадачливому персонажу, возможно, было как-то связано с «Речью философа». Во всяком случае, в «Речи философа», включенной в летопись перед рассказом о Святополке Окаянном, Каин рядом деталей был представлен, пожалуй, совсем дураковатым. Его одурманил дьявол: «сотона же влезе в Каина и пострекаше убити Авеля»; Каин оказался бестолковым или неопытным: ведь он «не умяше, како убити Авеля», пока дополнительно не подучил его дьявол, как это сделать; Каин показал себя и просто наивным, когда пытался скрыть от самого Бога убийство Авеля (89, под 986 г.).

Отчего же Каин не обладал предусмотрительностью? В «Речи философа» нет объяснения этому. В поучении же по поводу смерти Святополка Окаянного летописец, пожалуй, объяснил, почему Каин «не ведыи» своего печального будущего: потому что братоубийство случилось впервые в истории людей (а вот позднее Ламех уже знал, чего ему ожидать).

Умонастроение летописца.Там, где летописец применял выражение или даже формулу «не ведати» к персонажам, не предусмотревшим своего печального будущего, обычно содержалось и объяснение их «неведанья». Конкретные причины «неведанья» будущего выдвигались самые разные. В первую очередь «неведущими» были язычники, потому что « не ведуще закона Божия», « не ведять славы Господня», «ни суть ведуще Бога» (14; 63, под 955 г.; 118, под 988 г.). Так, языческие волхвы «своее пагубы не ведуче», потому что были одержимы «наущеньемь бесовьскым» (178, под 1071 г.). А например, Святослав не внимал уговорам своей матери принять христианство, « не ведыи, аще кто матерь не послушаешь, в беду впадаеть … смерть прииметь»; а «не ведыи» из-за своего неразумного язычества, ибо «не смыслиша бо, не разумеша во тьме ходящии … делатели нечестивыхъ далече от разума» (63, под 955 г.). Также и половцы, « не ведуще , яко … на ономь свете приимуть муку с дьяволом, уготовании огню вечному», потому что, будучи язычниками, «укоряху Бога и законъ нашь … словеса хулная глаголаху на святыя иконы, насмехающеся» (233, под 1096 г.).

Больше того, у летописца и сам дьявол «не ведал» своего будущего, но уже из-за ошибочности своих рассуждений: « не ведыи , яко близь погибель хотяще быти ему», потому что надеялся на вечность язычества на Руси («сде же мняшеся оканьныи, яко “сде ми есть жилище, сде бо не суть апостоли учили, ни пророци прорекли”, и не ведыи пророка глаголюща…» – 83, под 983 г.). В связи с этим летописец делал вообще радикальный вывод: «беси бо таины не сведуще … беси же не сведають ничто же » (178–179, под 1071 г.).