Игорь Кальной - Философия права

Порядок (космос) есть форма и способ существования организованных структур. Эта форма имеет свой интервал времени, достаточный для осуществления возможностей (потенциала) организованной структуры, что позволяет ей сохранять жизнестойкость и пребывать в динамично-равновесном состоянии. Другими словами, сложившаяся система способна к функционированию, воспроизводству и самосохранению. Ее порядок можно назвать промежуточным звеном между хаосом и гармонией.

Гармония – созвучие, согласованность частей целого. Это такое состояние целого, когда все его элементы обеспечивают ту взаимосвязь, взаимодействие и взаимообусловленность, при которых система целого достигает высшей степени совершенства, демонстрирует безупречную эффективность и высочайшую продуктивность. Практически это идеал, который противостоит пугающему хаосу или бездушному размеренному порядку.

Модификацией социального хаоса выступает аномия. Аномия (от греч. а – отрицание, nomos – закон) означает такое состояние общества, когда одни нормы права уже не действуют, а другие еще не действуют. Как правило, подобная ситуация возникает в переходные периоды, когда старая шкала ценностей обрушивается, а новая еще не успевает сложиться. Все регуляторы социальной жизни заявляют о своем бессилии. Аномия проявляется в форме кризисов, разгула преступности и беспредела. Все покупается и все продается. Существенно понижается ценность человеческой жизни. Она котируется ниже стоимости куска хлеба. Беспредел преступного мира смыкается с беспределом чиновников. В результате рождается социальная «раковая опухоль» – коррумпированность верхов и бессилие низов. В этих условиях человек теряет веру в социальную защиту, теряет чувство личной безопасности.

Процесс распада общества как структурно организованной системы включает этапы кризиса, взрыва и неопределенности.

На первом этапе система теряет свое динамическое равновесие. Отдельные ее элементы и даже блоки выходят из-под контроля. Повышается роль случайных факторов, возрастает степень непредсказуемости происходящих изменений. Усиливается психологическая напряженность. Люди сворачивают свои перспективные программы и предпочитают принцип «здесь и только сейчас». В этих условиях люди не живут, а выживают. Характерным проявлением этапа кризиса является существенный рост числа суицидов.

Пик кризиса – это начало взрыва, время второго этапа социального хаоса, когда распад сложившихся структур «социальной ткани» приобретает лавинообразный характер. Уже нет защитников старого мира. Они переквалифицировались в свидетелей распада этого мира. Человеческая масса трансформируется из субъекта социальной активности в «черную дыру», способную только поглощать социокультурную энергетику. Из нее рекрутируется субъект разрушения или формируется субъект абсолютного отчуждения от всего, от всех и от самого себя. Этот субъект либо демонстрирует бессилие, либо тяготеет к социально неодобряемым средствам выживания, либо обращается к механизму компенсации своего отчужденного «Я» посредством алкоголя, наркотиков, сиюминутных утех.

Деструктивные процессы в обществе оказывают на человека асоциализирующее воздействие. Как только регуляторы социального поведения перестают работать должным образом, так сразу же проявляется дремлющая в глубинах человеческого подсознания агрессия биологического «Я» (см.: Холличер В. Человек и агрессия. М., 1975). В условиях разрушения нормативных структур уже не остается ни «святого», ни «священного». Доминирует только ценность пользы и выгоды. Биологическое «Я» заявляет о себе эксцессами имморального и противоправного характера на социальном уровне. Социальный взрыв сопровождается не только моральными деформациями, но и экзистенциальной катастрофой.

Третий этап аномии (беззакония и беспредела) характеризуется тем, что экстремальные условия социальной жизни превращаются в правило. Реальностью становится абсурдное бытие с дилеммой: ужасный конец или ужас без конца. Данное состояние отличает периоды социальной неопределенности, для которых характерен даже особый антропологический тип личности. Людям этого типа присущи особая поступь, иные жесты, специфическое выражение лица. Мотивы силы и власти существенно теснят мотивы романтизма и правдолюбия, справедливости, солидарности и сострадания. В этом антропологическом типе удивительным образом уживаются жесткость и безысходность (страх), переходящие в перманентную жестокость. Поступки его представителей, как правило, обусловлены обидой, замешанной на зависти. Для них неведомы такие атрибуты духовного «Я», как честь, совесть, долг.

При всем разнообразии причин деструктивных процессов, они происходят по инициативе и при активном участии тех, кто стремится провести в социальную жизнь свои убеждения, отстоять свои интересы. Как правило, это люди, не отягощенные социокультурным наследием и ориентированные исключительно на выгоду «здесь и сейчас». Будучи по своей сути маргиналами, они находят поддержку у тех слоев населения, которые в силу ряда причин потеряли механизм социализации, возможность ассоциировать себя с определенной социальной группой, идентифицировать себя с учетом социокультурных ценностей этой группы и закреплять свое положение посредством определенных символов, то есть у тех, кто в силу социально-экономических или политических обстоятельств потерял родные корни, обретя статус маргинала. В условиях смыкания верхов и низов, при отсутствии «среднего класса» – станового хребта общества, рождается поколение «новых» со своей психологией и идеологией, реальностью становится «массовая патология идентичности».

Неопределенность – это не только время нуворишей, но и время поиска выхода из социального тупика. Будучи явленной негативной социокультурной энергетикой, хаос несет в себе свою собственную противоположность. Он подготавливает базу нового порядка, выступая строительным материалом для новых структур и нового общества как системы в целом со всеми атрибутами цивилизации – государством, экономикой, политикой, правом, культурой. Аномия социального хаоса – это не только время драм и трагедий, но и время надежд.

На уровне индивида аномия сохраняет свою двузначность. С одной стороны, она ломает устоявшиеся представления о сущем и должном, размывает сложившиеся стереотипы поведения, а с другой – усиливает способность человека адаптироваться к экстремальным условиям.

Более подробно о феномене аномии как объекте социологического анализа можно узнать из работ французского социолога Эмиля Дюркгейма и американского социолога Роберта Мертона, исследовавших дисфункциональные состояния общественных систем и поведение индивида в этих экстремальных условиях.