Игорь Кальной - Философия права

Много внимания уделяется проблеме свободы и в современной западной философии, где свобода рассматривается в диапазоне от «свободы как произвола» до «свободы как субстанции человека». С точки экзистенциализма, человек изначально осужден быть свободным (см.: Сумерки богов. М, 1989. С. 327).

Историко-философский анализ феномена свободы от Античности до нашего времени подтверждает ее метафизический характер и косвенно свидетельствует о противоречии в отношениях индивида и общества. Аксиома «нельзя жить в обществе и быть свободным от общества» допускает три толкования:

• в обществе, как и в природе, свобода в принципе невозможна;

• возможно осуществление относительной свободы;

• наряду с социальной детерминацией свобода возможна, но только за пределами общества.

Согласно первому толкованию, общество обладает абсолютным приоритетом по отношению к индивиду и его законы практически не отличаются от законов развития природы.

Второе толкование предполагает возможность умеренной свободы, но на практике подлинная свобода подменяется здесь иллюзорной.

Третье толкование ориентировано на сосуществование социального мира и внутреннего духовного мира человека.

В первом случае социальная детерминированность оборачивается необходимостью. Во втором – свобода заявляет о себе как условие самовыражения через выбор одного варианта из многих и принятие ответственности за этот выбор. В третьем – открывается возможность осуществления гармонии в отношениях человека и общества. Но реальным полноценным общественным устройством является то, которое, будучи ориентированным на этот идеал, постоянно преодолевает состояние естественной дисгармонии. Сегодня, как и в далеком вчера, человек вслед за античным мыслителем Протагором высказывает свою претензию быть мерой всех вещей, а общество ему отвечает: «Не ты, а я есть мера всех вещей мира, включая тебя и твое поведение, твои права и твои свободы».

Рассуждение о свободе, раскрытие ее сущности следует начинать с определения субъекта свободы. В качестве субъекта свободы могут выступать индивиды и даже целые социальные образования (малые или большие социальные группы). Представители этих групп через механизм социализации (проекции, идентификации и символизации) заявляют о единых ценностных ориентирах, а стало быть, и о готовности к действию в качестве совокупного исторического субъекта, преследующего свои интересы.

Но если для отдельного индивида с претензией на статус субъекта свободы «познанная необходимость» внешних обстоятельств может обернуться осознанием несвободы, то для совокупного исторического субъекта «познанная необходимость» законов развития природы или общества является отправной точкой в осуществлении его свободы для выбора цели и средств ее достижения с ориентиром на желаемый результат. Все это свидетельствует, что свобода как самоопределение на уровне индивида и на уровне общества – это не одно и то же.

Как уже отмечалось выше, источником свободы является воля человека. Воля – это сознательная целеустремленность человека на осуществление определенного действия. Можно ли на этом основании сделать вывод, что свобода – это форма выражения воли или волеосуществление? Не совсем, ибо человек как личность заявляет о том, что он есть существо общественное.

Если бы человек в процессе своей жизнедеятельности не замыкался на общество, его свобода была бы чистой формой выражения его воли и равна была бы произволу. Сочетание воли, свободы и произвола весьма опасно для человеческого общежития, где свобода одного человека предполагает свободу других людей. В границах общества свобода проявляется не только как самоопределение, но и как мера ответственности за оное. В этом соотношении самоопределения и ответственности проявляется парадокс феномена свободы. Свобода одновременно требует самоутверждения и самоограничения.

Поскольку источник свободы – воля, а не разум, то по своей сути воля иррациональна. Но в своей иррациональности она тяготеет к собственной противоположности – свободе как разумной необходимости, косвенно подтверждая вывод И. Канта о принадлежности человека одновременно к природному, социальному и духовному мирам.

В первом случае человек на уровне биологического «Я» подчиняется законам развития природы, реализуя волю к жизни. На уровне социального «Я» человек заявляет о себе как личность с ориентиром на приоритет регламента общества, реализуя волю к власти над другими. И в том и в другом случае его свобода возможна лишь как познанная и осознанная необходимость. Но человек выступает и на уровне духовного «Я», заявляя о воле к власти над собой, о способности преодолевать себя, чтобы состояться как Человек, чело своего века. В этом случае свобода имеет свое основание в духовном мире человека. Эта свобода не только предполагает самоопределение человека, но и в известной мере ограничивает его поведение.

Свобода духовного «Я» требует от своего носителя самореализации (самовыражения, самоутверждения) вопреки внешней детерминации со стороны природы и общества, а также постоянного преодоления ограниченности своего прошлого «Я» и принятия свободы других людей. В пределах противоречивого единства самоутверждения и самоотрицания происходит становление и проявление подлинной свободы. «Свобода от» влечет к произволу, а «свобода для» – к принудительной добродетели. Иррациональность дополняется рациональностью. Первая свобода гибнет в анархии произвола, вторая гибнет в осуществленном авторитаризме, где господствует долг, где свобода воли вообще неуместна, а потому – просто инверсирует в «томление и беспокойство духа».

Свобода духа пытается привести мир человека в состояние гармонии, обеспечив освобождение необходимости от самой необходимости. Но ее усилия тщетны, ибо свобода как единство иррационального и рационального несет в себе дисгармонию, и в этом одно из проявлений трагичности человеческого «Я».

Только приобщение человека к сокровищам общечеловеческих ценностей как опредмеченному состоянию объективного духа всей истории становления и развития человечества обеспечивает возможность единения воли и рассудка, сердца и разума, иррационального и рационального, первой и второй свободы. Освоение общечеловеческого исключает насилие как вне, так и внутри себя. Свобода заявляет о себе через поведение человека не как свобода произвола и долга, а как свобода совести, как выражение человеческого в человеке.

Но даже свобода совести носит не абсолютный, а относительный характер. Эта относительность проявляется в том, что свобода одних индивидов соседствует со свободой других людей. В рамках жизнедеятельности индивид может быть свободным в одних поступках и несвободным в других. Никто не имеет социальных гарантий своей свободы. В этом еще одно проявление трагичности человеческого «Я».