Дмитрий Гусев - Античный скептицизм и философия науки: диалог сквозь два тысячелетия

Выше уже говорилось что по характеристике А.Ф. Лосева учение Пиррона следует характеризовать в качестве релятивизма, хотя правильнее было бы квалифицировать его как изостенизм. Если «ни об ощущениях наших, ни о мнениях нельзя сказать, что они говорят правду или лгут» [186] Euseb. Praep. Ev. XIV. 18. = Diog. L. IX. 78. , то как же тогда ориентироваться в действительности, что делать? Оказывается, что «явление, каково бы оно ни было, всегда имеет силу» [187] Diog. L. IX. 105. , следовательно, изостенизм (по Лосеву – релятивизм) уже не является абсолютным, но ограничен тем, что можно в практической жизни ориентироваться на явления. Секст Эмпирик истолковывает это положение в том смысле, что явление есть критерий действия [188] См.: Sext Emp. Adv.math. VII. 30. . Об этом же читаем у Диогена Лаэртского: «По словам Энесидема, Пиррон в своей философии стремился к эпохэ в познании, но отнюдь не учил совершать наши обыденные действия необдуманно» [189] Diog. L. IX. 62. ; и совершенно однозначно далее: «О противоречии ничего нельзя утверждать, но следует придерживаться чувственно воспринимаемых явлений» [190] Ibid. 106. . В этом феноменализме, т. е. в опоре на явления в реальной жизни состоит определенный позитивный момент пирроновой философии. Таким образом, ничего не зная о вещах и воздерживаясь от всяких суждений о них [191] См.: Ibid. 61. , скептик, тем не менее, вполне знает, что ему следует делать и чего не следует, живет по законам, обычаям и нравам своей страны и в этом смысле ничем не отличается от других людей. Мы знаем, что сам Пиррон был даже верховным жрецом в своей родной Элиде [192] Diog. L. IX. 64. . Видимо, исходя из вышесказанного, надо понимать свидетельство нумения у Диогена Лаэртского будто бы Пиррон высказывал какие-то догматы [193] См.: Ibid. 68. ; т. е. относительно феноменального Пиррон вполне мог иметь некие положительные суждения.

Однако воздержание от суждения, вытекающее из неведения вещей, не является самоцелью для скептика, оно только средство стать адиафоричным (ἀδιάφορος) (безразличным) ко всему и, таким образом достигнуть апатии (ἀπάθεια) (бесстрастия, бесчувствия) и атараксии (ἀταραξία) (невозмутимости). Такого рода внутреннее состояние мудреца есть эвдемония (ευδαιμονία) (блаженство). Последняя является для Пиррона самоцелью, исходным пунктом философии, ее движущим мотивом и конечным результатом. Таким образом, к скептицизму он приходит в большей степени этически, прагматически, утилитарно. Скептицизм для него скорее – только средство осуществления безмятежия и невозмутимости, причем средство вполне непосредственное и интуитивное; Пиррон не подвергает его сколько-нибудь более основательной разработке. Вполне возможно согласиться с А.В. Семушкиным в том, что «современники усматривали в образе жизни Пиррона нечто большее, чем невинное чудачество или демонстративный эпатаж обывателей. Не случайно перед Пирроном благоговели даже философы, не приемлющие скептицизм как таковой, например, Эпикур. Греки оценивали достоинство личности по степени ее уподобления божеству, т. е. в меру преодоления зависимости от вещей, в меру обретенной внутри себя свободы. Своим гражданам Пиррон, по-видимому, и представлялся таким богоподобным существом, бесстрастно взирающим на ничтожные привязанности и влечения людей» [194] Семушкин А.В. Античный скептицизм. Лекция 1. Пирронизм // Вестник Российского университета дружбы народов. Философия. Bulletin of Peoples Friendship University of Russia. Philosophy. М., 1997. № 1. С. 176–187. С. 180. . Итак, главный момент пирронова скептицизма – этический. Средство достижения этического идеала – изостенические позиции в философии. Причем последние лишены достаточно четкого обоснования и всесторонней разработки. Можно поэтому охарактеризовать скептицизм Пиррона как интуитивный изостенизм.

После Пиррона античный скептицизм представлен философской деятельностью его ученика Тимона (ок. 325–235 гг. до н. э.), который в отличие от учителя являлся личностью довольно беспокойной. Если учитель не оставил никаких сочинений, то ученик написал множество сочинений: 60 трагедий, 30 комедий, сочинения «Призраки», «Аркесилаева тризна», «О чувственных восприятиях», «Против физиков», диалог «Тифон», а также основное произведение «Силлы» – шуточные стихотворения, в которых критикуются и высмеиваются все известные Тимону философы, за исключением тех из них, которые, по его мнению, разделяли скептические идеи – Ксенофана, Демокрита и Протагора. «Силлы» Тимона включали в себя три книги. В первой из них он излагает основы скептической философии и характеризует всех нескептических мыслителей в качестве представителей празднословия и софистики. Во второй и третьей книгах Тимон излагает вымышленный диалог с Ксенофаном, который в форме ответов на вопросы иронизирует над притязаниями мыслителей на истинное знание и пародирует метафизические учения о мироздании. О сочинениях Тимона нам известно по свидетельствам более поздних авторов [195] См.: Ibid. 110; 2) Ibid. 65 и Sext. Emp. Adv. math. XI. 20.; 3) Diog. L. IX. 115; 4) Ibid. 105; 5) Sext. Emp. Adv. math. III. 2; 6) Diog. L. IX. 76. 105; 7) Ibid. 64. 69. 110–111. . К сожалению, от сочинений ученика и последователя Пиррона сохранилось лишь несколько строк.

Тимон продолжал философскую линию своего учителя: ни чувственное, ни рациональное познание не приближают к истине, каждое из них «ничуть не более» достоверно, чем другое, поэтому следует воздерживаться от суждений, таким образом достигая атараксии; но при этом следует различать вещи и их явления и ориентироваться на последние: «Что мед действительно сладок, я не думаю, но что он является таковым, я согласен» [196] Ibid. 105. . Конечно же вполне возможно с помощью умозрения преодолевать пределы видимости и размышлять об объектах сверхчувственных, однако такого рода деятельность нисколько не приблизит нас к знанию о вещах, т. к. она будет всего лишь выдвижением необоснованных предположений о них, ни одно из которых невозможно будет признать более предпочтительным по сравнению с любым другим. Когда же в ход идут необоснованные предположения, тогда начинается ничем, по крупному счету, не регламентируемый интеллектуальный произвол, в силу чего Тимон является противником всяких гипотетических высказываний, представляющих собой первый и умозрительный этап в создании догматических учений о действительности. По словам Секста Эмпирика своей главной задачей Тимон полагал безкомпромиссное опровержение правдоподобности предположений. Например, критикуя предположение о вечности, или неделимости времени, ученик Пиррона говорит, что с помощью понятия вечности времени невозможно объяснить его дискретность и вытекающие из нее рождение и исчезновение вещей не впадая при этом в противоречие. Таким же образом, по всей видимости, Тимон критиковал и все прочие метафизические предположения и допущения. Он противопоставлял им не менее предпочтительные по своей логической достоверности утверждения или же выводил из критикуемых им предположений равносильные и взаимоисключающие следствия, тем самым показывая зыбкость и ненадежность метафизических оснований и одновременную необходимость воздержания от всех суждений, которые могут претендовать на статус истинных.