Валерий Даниленко - От тьмы – к свету. Введение в эволюционное науковедение

В книге Н. В. Демьяненко «Позитивизм Герберта Спенсера в современном социологическом знании» (Иваново, 2012) весьма обстоятельно проанализированы теоретические источники философии Г. Спенсера (И. Кант, О. Конт и др.). В список этих источников не попал Г. Гегель. Это неслучайно. Г. Спенсер не принимал дедуктивный (категориальный) путь моделирования универсума, разработанный Г. Гегелем. Английский учёный избрал индуктивный (некатегориальный) путь к построению картины мира – от частных наук к философии.

Несмотря на теоретическое отождествление философской и научной картин мира, в работах Г. Спенсера мы имеем дело в конечном счёте не с последней, а с первой. В своих трудах их автор не только объединяет знания, полученные в частных науках, но и обобщает эти знания, индуктивным путём добираясь в конечном счёте в том числе и до гегелевских категорий. Вот почему в конечном счёте его научное наследие вполне резонно расценивать как философское. Он оставил для потомков не научную картину мира (её создание было невозможно для одного человека уже в его время), а философскую.

Разница между философской картиной мира и научной состоит в степени абстрактности от отображаемого в них мира: последняя стремится к его конкретному отображению, а первая – к абстрактному. Первая присутствует в последней как общее в отдельном (абстрактное – в конкретном).

Научная картина мира изображает мир в максимальном приближении к его конкретному состоянию. Это означает, что она стремится изобразить физиогенез и физиосферу, биогенез и биосферу, психогенез и психику, культурогенез и культуру, обращая внимание на мельчайшие детали, связанные с предметами соответственных частных наук – физики, биологии, психологии и культурологии.

Научная картина мира может уложиться только в «коллективном сознании», а не индивидуальном. Вот почему необходима наука наук – философия. Она призвана обобщать данные, получаемые в рамках частных наук, до такой степени абстрактности, чтобы создаваемая ею общенаучная (философская) картина мира могла быть доступна одному человеку. Подобное понимание цели философии вытекает из синтетической философии Г. Спенсера.

Вопрос о смысле человеческой жизни – вот главный нравственный вопрос. К решению этого вопроса Владимир Иванович Вернадский (1863–1945) подступился ещё в молодости. Когда ему было девятнадцать лет, он написал в своём дневнике: «Моя цель – познание всего, что возможно человеку в настоящее время» (Страницы автобиографии В. И. Вернадского. М., 1981. С. 33). Но тут же уточнял: «…сообразно его силам (и специально моим) и времени» (там же). Однако уже в это время он ориентировал своё познание на практику. Он видел практическое применение знаний – в улучшении человека: «Я хочу, однако, увеличить хоть отчасти запас сведений, улучшить хоть немного состояние человека» (там же).

Между тем надо хорошо сознавать, что ориентир знания на практику не следует абсолютизировать, поскольку знание самоценно. Оно открывает человеку глаза на этот мир. Вот почему процесс его постижения приносит наслаждение.

В том же 1882 г. В. И. Вернадский писал в своём дневнике (он начал его писать в 13 лет): «Прежде я не понимал того наслаждения, какое чувствует человек в настоящее время, искать объяснения того, что из сущего, из природы воспроизводится его чувствами, не из книг, а из неё самой. Какое наслаждение “вопрошать природу”, “пытать её”! Какой рой вопросов, мыслей, соображений! Сколько причин для удивления, сколько ощущений приятного при попытке обнять своим умом, воспроизвести в себе ту работу, какая длилась века в бесконечных областях! И тут он [человек] подымается из праха, из грязненьких животных отношений, он яснее сознаёт те стремления, какие создались у него самого под влиянием этой самой природы в течение тысячелетий» (там же. С. 34).

Через два года молодой В. И. Вернадский приходит к пониманию общей цели своей жизни. Он видит её в развитии человечества. Но развитие человечества есть его эволюция, т. е. гоминизация (очеловечение). Он писал в своём дневнике: «Ставя целью развитие человечества, мы видим, что оно достигается разными средствами и одно из них – наука» (там же. С. 40).

Наука только тогда может служить развитию человечества, когда в ней видят не только удовольствие и пользу, но и путь к приобретению такого обширного взгляда, которым охватывается весь мир. Если она не замыкается в рамках узкой специальности, она открывает путь к целостной картине мира, к мировоззрению. «Наука, – писал в своём дневнике В. И. Вернадский, – доставляет такое обширное удовольствие, она приносит такую пользу, что можно было, казалось, остаться деятелем одной чистой науки. Это было бы приятнее. Но так оно было бы, если бы можно было заставить себя не вдумываться за пределы узкого круга специальности; тогда теряется мировоззрение…» (там же).

Иными словами, чтобы иметь подлинное мировоззрение нужно быть энциклопедистом. Только энциклопедист и эволюционист в состоянии видеть мир в целом.

Волею судьбы основным направлением научных занятий

B. И. Вернадского оказались естественные науки. Недаром он часто подчёркивал, что он – натуралист. Действительно, в кругу его основных интересов оказались науки о природе. Этот круг прекрасный знаток научного наследия В. И. Вернадского

C. Р. Микулинский очертил так: «Труды В. И. Вернадского заложили фундамент для многих новых научных направлений и новых наук – генетической минералогии, радиогеологии, гидрогеохимии, геохимии и биогеохимии, для учений о биосфере и планетарной роли живого вещества. Его идеи имели огромное значение и для биологии. Это выразилось прежде всего во влиянии его учения о биосфере и живом веществе, созданном им в биогеохимии» (Вернадский В. И. Труды по всеобщей истории наук. 2-е изд. М., 1988. С. 19).

Но той междисциплинарной широты, которую мы видим в естественнонаучных трудах В. И. Вернадского, самому их автору казалось мало. Его жажда к энциклопедизму побуждала его выходить за рамки естествознания. Ещё в молодости он мечтал о написании всеобъемлющего труда по истории науки.

1 июля 1893 г. (ему 30 лет) он писал своей жене: «У меня выясняется всё больше и больше план истории развития человеческого знания. Написать его надо много лет – можно бы, казалось, потратить на это всю жизнь» (там же. С. 22).