Ален де Бенуа - По ту сторону прав человека. В защиту свобод

Бывает и так, что права человека вступают в противоречие друг с другом. В целом, достаточно часто права, относящиеся к позитивной свободе, противоречат тем, которые относятся к свободе негативной: например, право на труд может стать препятствием для права собственности или права на свободную инициативу. Французское право с 1975 года гарантирует право на аборт, однако законы по биоэтике, принятые 23 июня 1994 года Национальной ассамблеей, запрещают опыты над эмбрионом, поскольку, как в них указывается, необходимо «уважать человеческое существо с самого начала его жизни». Если считать, что эмбрион еще не является человеком, тогда непонятно, почему следует запрещать эксперименты с ним. Если же считать, что он – человек, тогда не совсем понятно, как оправдать аборт.

Как в подобных условиях отделить «истинные» права от «ложных»? Как сделать так, чтобы «права человека» не стали расхожим выражением, «пустым звуком», у которого лишь тот вечно меняющийся смысл, который приписывают ему в тех или иных обстоятельствах? Жан Риверо, со своей стороны, отмечает, что «главный парадокс истории прав человека в два последних столетия состоял, несомненно, в контрасте между отмиранием их идеологических корней и развитием их содержания и юрисдикции на всемирном уровне» [31] Jean Rivero, Les droits de l’homme: droits individuels ou droits collectifs? Actes du Colloque de Strasbourg des 13 et 14 mars 1979 , Librairie générale de droit et de jurisprudence, Paris 1980, p. 21. . Иначе говоря, чем больше распространяется дискурс прав человека, тем больше неопределенность их природы и оснований.

В наши дни вопрос об этих основаниях ставиться с особой остротой. Как говорит Марсель Гоше, только в относительно недавнее время проблематика прав человека «наконец вышла за пределы книг, чтобы войти в историю» [32] Marcel Gauchet, Les tâches de la philosophie politique // La Revue du MAUSS, Paris, 1 er sem. 2002, p. 279. . Начиная с XIX века мода на теорию прав человека несколько спадает и даже угасает, поскольку появляются влиятельные историцистские теории, а затем и революционные учения. Мыслить в горизонте исторического движения, прогресса – значит непременно релятивизировать значение права. В то же время появление понятия исторического времени вызвало определенное недоверие к абстрактному вневременному характеру «естественного состояния», из которого якобы вытекают права. Падение тоталитарных режимов, затухание революционных надежд, кризис всевозможных представлений о будущем и особенно идеи прогресса, – все это вполне логично совпало с восстановлением идеологии прав.

Исторически, начиная с 1970 г. права человека сначала противопоставляли советской системе. После падения последней (замечательное совпадение: Берлинская стена пала ровно на двухсотлетие Декларации прав человека и гражданина 1789 года) их то так, то эдак применяли для обличения различных режимов и практик, особенно в Третьем мире, а также в качестве образца для новых национальных и международных политических программ. Европейский Союз выделил им первостепенное место [33] В Маастрихтском договоре (1992) закрепляется то, что Европейский союз «соблюдает все фундаментальные права, гарантируемые Европейской конвенцией по правам человека и основным свободам, подписанной 4 ноября 1950 года в Риме». В Амстердамском договоре (1997) сделан следующий шаг – в нем утверждается, что «Европейский союз основан именно на принципе соблюдения прав человека и основных свобод». Европейское сообщество (но не Союз, который не имеет юридического лица) рассматривало присоединение к Европейской конвенции по правам человека. Однако в постановлении, вынесенном Судом Европейского союза 28 марта 1996 г., утверждалось: «в актуальном правовом состоянии сообщества, Сообщество не обладает компетенцией для присоединения к Конвенции». Подобное присоединение привело бы к тому, что институты сообщества были бы поставлены под юридическую опеку Конвенции – начиная с Суда Люксембурга, который стал бы зависимым от Страсбургского суда. По этой причине Европейский союз решил применить альтернативное решение и провозгласить список «основных прав», защищаемых юридическим порядком сообщества. Эта Хартия Европейского союза по основным правам, принятая Европейским Советом в 2000 году, включает 54 статьи и преамбулу. В их содержании несложно выявить множество источников, смешанных вместе. Что касается реальной юридической силы этого документа, в настоящий момент она остается довольно неопределенной. Так и не был решен вопрос, действительно ли к Хартии можно будет апеллировать в национальном суде. . В то же время такие авторы, как Ролз, Хабермас, Дворкин и многие другие много лет заняты попытками правового обоснования политического сообщества. Поэтому вопрос прав человека ставится сегодня заново [34] См., в частности: Institut international de philosophie (éd.), Les fondements des droits de l’homme. Actes des entretiens de l’Aquila, 14–19 septembre 1964, Nuova Italia, Firenze 1966; Mauricio Beuchot, Los derechos humanos y su fundamentación filosófica, Universidad Iberoamericana, México 1997. .

В своей канонической версии – у Локка и Гоббса – теория прав «работает благодаря мифической рационализации начала. Она выносит в абстрактное прошлое, то есть прошлое естественного состояния, выведенного за пределы истории, поиски первичной нормы формирования политического тела, которая сама должна быть вневременной» [35] Marcel Gauchet, art. cit, p. 288. . Этот ход можно назвать когнитивно-дескриптивным. Если придерживаться такого подхода, права – это все то, чем, как признается, люди «обладают» уже потому, что они люди. Индивид получает свои неотъемлемые права от «естественного состояния» – как ряд атрибутов, составляющих само его бытие. Это классическая легитимация через природу человека.

Эта легитимация четко прослеживается в великих основополагающих текстах. В Американской декларации независимости утверждается, что все люди «созданы равными» и наделены (endowed) Творцом определенными неотчуждаемыми правами. Всеобщая декларация 1948 года уже в своей первой статье заявляет: «Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью». Именно потому что права являются естественными и врожденными, они неотчуждаемы и неотъемлемы.

Многие защитники идеологии прав и сегодня все еще придерживаются этой логики. Например, Фрэнсис Фукуяма утверждает, что «любое серьезное обсуждение прав человека должно в конечном счете основываться на представлении о целях или задачах человеческого существования, которое, в свою очередь, должно всегда основываться на той или иной концепции природы человека» [36] Francis Fukuyama, Natural Rights and Natural History // The National Interest, New York, Summer 2001, p. 19. . По его мнению, только «наличие уникальной природы человека, присущей всем жителям мира, может предоставить, по крайней мере в теории, общую почву для основания всеобщих прав человека» [37] Ibid., p. 24. . Вот почему он остается защитником языка прав (rights talk), ведь последний является «более универсальным и более понятным». Он также считает, что дискурс прав имеет значение, поскольку у всех людей одни и те же предпочтения, а этим доказывается, что они «в конечном счете одни и те же» [38] Ibid, p. 30. . Такое же рассуждение локковского типа мы обнаруживаем у других авторов консервативного направления – Тибора Р. Мэкана [39] Tibor R. Machan, Individuals and Their Rights, Open Court, La Salle [Illinois] 1990. , Эрика Мака, Дугласа Расмуссена или Дугласа Дж. Ден Уйла, который также поддерживает либертарианский объективизм Айн Рэнд.