Василий Кузнецов - Взаимосвязь единства мира и единства культуры

Человек в отличие от животного мирообразующ (weltbildend) [см. 582, S. 397], то есть образовывает мир, придает миру образ, создает картину мира (Weltbild).

Буквально: мир мирствует, мир мирится (Welt weltet) [489, с. 142].

«Во всех случаях общность некоего мира – даже если это лишь мир игры – остается предпосылкой “языка”» [108, с. 473].

По парадигмальной модели Гераклита: «Выслушав не мою, но эту-вот Речь (Ло гос), должно признать: мудрость в том, чтобы знать всё как одно» [472, с. 199].

Ср.: «Исследователь рефлектирующей системы пытается как бы вывести себя за пределы этой системы и посмотреть на нее со стороны. Назовем такую позицию надрефлексивной» [382, с. 189].

Если этот момент не принимать во внимание, получится интерпретация в стиле трактовки термодинамики как еще одной версии понимания теплорода.

Вот, например: «Это (стало быть) не будет книгой» [164, с. 11]. Или: «Текст является текстом только тогда, когда он скрывает от первого взгляда, от первого попавшегося, закон своего построения и правило своей игры» [164, с. 73–74].

Ср.: «В отличие от Деррида, Платон может не воспринимать “онтологическую проблему” в качестве провала всей системы, ведь – согласно предпосылке деконструкции – такая “проблема”, сам ее факт, говорит в пользу не только некогерентности теории и фальсифицированности метафизики (альтернативы которой всё равно нет), но и указывает на необходимость разработки фальсифицирующих моментов в качестве более “общей” онтологической игры, погружающей в себя ограниченные и заведомо цензурированные логики философских идеальностей» [229, с. 601].

А также мудростью и даже теологией [ср. 393, с. 451] – сообразно разделению сущего (и единого).

Взятом в целом, в его единстве, ибо «сущее и единое – одно и то же» (Met. IV, 2, 1003b 23) [18, с. 120].

Вплоть до некоторых современных авторов [см., например: 226].

Но не сверхопытных (если, конечно, не ограничивать опыт сферой чувственного) – ведь извлечение опыта и будет познанием (совершенно не обязательно чувственным или мистическим), а познание предполагает опыт, в том числе и интеллектуальный.

Отсюда, кстати, известный лозунг Ньютона «Физика, берегись метафизики!».

«Всякая настоящая философия знает, как многое – всё главное – совершилось прежде, чем мы успели заметить; знает, что к ранним, решающим событиям мы, люди, никогда не успеваем» [49, с. 35].

Впрочем, уже в Новое время всё это стало пониматься не так однозначно: «именно физика наследует в XVII веке теологический диспозитив власти и осознает себя госпожой всякого возможного знания. Судьбы метафизики, в самом начале Нового времени, прослеживаются, таким образом, не в старческих причудах схоластических высочеств, а в дезактивации всякой метафизики, у которой отнимается обременительная приставка meta в угоду богоподобной физике. Для современников и непосредственных виновников случившегося это было всем, чем угодно, но только не очевидностью; не увидеть этого сегодня означало бы умысел или слепоту» [402, с. 120–121].

Терминологически это уже очень интересный ход: ведь само слово «атом» значит «неделимый», – так что «делимость неделимого» намечает хитрую такую попытку продвинуться дальше, за пределы пределов.

Ср.: «Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное Дао» [244, с. 114].

Чжэнмин [см. 360].