Бронислав Виногродский - Чжуан-цзы Бронислава Виногродского. Книга о знании и власти

Летит Втора вверх, направляется в непроглядное сияние юга, чтобы в нем пропасть и раствориться, опять превратившись во что-то еще.

Не спрашиваю вас, любезный и почтенный читатель, попадалась ли вам древняя Книга чудес. Думаю, что нет. Даже уверен.

В Книге чудес про это по-другому рассказывают. С пафосом и высоким надрывом. Про птицу Втору и про все остальное: «Вода вздымается на три тысячи мер, когда собирается птица Пара отправиться в непроглядную пучину юга. Ударит крылом и взметнется на девяносто тысяч верст. Каждый рывок в полете будет шесть месяцев длиться».

Числа все кратные тройке приводят. Потому что есть ты, есть Перва и есть Втора (или Пара). То есть всего три единицы. Хотя – одна. Но об этом сейчас не будем, потому что иначе из круга не выйти.

А может, и не надо?

Если долго вглядыватьсяв то, как воздух движется, или в облако пыли за проскакавшим в зной по степи табуном коней диких, то можно еще и не такое увидеть. Но явления эти все одного порядка, или двух, или трех.

Но давай поверим, что все предметы живые, то есть проводят через себя дыхание времени и дышат друг другом, перетекая своими дыханиями друг сквозь друга. А как бы иначе осуществлялось сообщение между мирами, ибо каждая сущность обладает своим миром? Только через дыхание. Вдохи и выдохи времени.

Небо кажется синим-синим, но оно может быть какого угодно цвета, разве синий его настоящий цвет? Таким оно кажется, как и птица, которая тебе кажется. Небо и есть эта птица?

А когда птица глядит с неба, что ей кажется, что ей видится? Что может казаться кажущейся птице?

Вот ты, чем или кем хочешь быть: небом, птицей, рыбой? Откуда на все это смотреть, в какие бездны и выси погружаться и вздыматься?

Ты обязательно должен определиться.

Есть ли пределы у неба? Даже если ты представишь и тебе покажется, что есть пределы у неба, так это действительно его настоящие пределы?

Небо выглядит безграничным, но каков его настоящий предел?

Когда птица сверху глядит, что она видит внизу?

Все таково.

Если тебе непонятно,о чем, собственно, идет речь, я сейчас приведу наглядные примеры, которые легко представить и ощутимо попробовать их применимость в действительном (ха-ха) бытии воображаемого мира.

Возьмем немного воды, и если ее мало, то не будет в ней силы, чтобы удержать большой корабль. Это как крейсер в маленьком озере или пруду.

Что такое вода в твоем сознании, что такое море твоего воображения? Каковы цели кораблей, запускаемых в этом море?

Для ямки в земле, что вмещает плошку воды, мельчайшее горчичное зернышко будет большим кораблем. А если пустить туда чашку, вода не сможет ее удержать.

Речь ведь идет о том, почему и как различается малое и великое в твоем сознании. А рыба и птица – образы двух движений в сознании, двух основных движений, то есть это не предметы. Предметы – это всегда образы действий.

Так вот дело обстоит и с птицей Второй, которой нужны толща и мощь огромных ветров в бесконечных просторах неба твоего воображения, чтобы держать ее огромные крылья.

Вот потому она и летит на высоте девяносто тысяч верст, опираясь внизу на огромную толщу ветров, забирая из них для своего полета силу и оставляя их обессиленными позади.

Спина этой птицы – лазоревый свод огромного неба.

Так разве что-то в мире способно помешать полету этой огромной птицы?

А давайте послушаем,что цикада, такая довольно большая муха, и пичуга, такая довольно маленькая птичка, болтают, подсмеиваясь над огромной птицей. «Когда я решаю лететь, – говорит цикада, – поднимаюсь в воздух, чтобы с вяза перебраться на клен. Не всегда долетаю с первой попытки, иногда нужно опуститься на землю и передохнуть. А этой Вторе зачем-то нужно подняться на девяносто тысяч верст, когда летит на юг. А зачем ей на юг?»

Разные расстояния для странствий подразумевают разные приготовления. И если ты собираешься в странствие на один день, берешь припасов на три приема, потому что потом вернешься. Столько еды хватает, чтобы был полон живот, чтобы голод не ощущать.

Если рассчитываешь на дорогу длиной сто верст, то берешь запас риса на несколько ночевок в пути.

Когда пред тобой дорога длиной в тысячу верст, то возьмешь припасов на три месяца странствий.

Этим двум мелким тварям откуда про это знать?

Малому знанию не постичь большого познания.

Опытом малого срока не постигнешь сути больших времен.

Разве могут они разобраться в великом знании?

Гриб, рожденный на одно утро, не способен познать срок лунных затмений. А к югу от Ясного царства живет существо, которое зовется Непроглядным Чудом, и период его весны равен пяти сотням лет, и осень его тоже длится пять сотен лет.

Во времена высокой древности было дерево великой весны, так его весна длилась восемь тысяч лет, и такой же была его осень.

Сейчас все славят выдающегося долгожителя, прозванного Роскошным Прародителем, за то, что сумел прожить та к дол го. Множество людей хотел и бы жить та к же дол го. Разве не грустно?

Все относительно, и только в заданных заранее системах координат можно определять, что является большим, а что малым.

Великий правитель,зовущийся Вольным, об этом вел такую беседу с мудрецом, прозванным Плетеным, опять говоря о птице и рыбе:

– К северу от мест, где кончается растительность, есть непроглядная пучина. Это небесный водоем. Там рыба шириной в несколько тысяч верст. Кто ж знает, сколько она в длину? Зовут ее Перва. Есть еще и птица. По имени Втора. Спина – как гора великая. Крылья ее – облака, плывущие в небе. Взмахнет, изогнувшись бараньим рогом, и взлетает ввысь на девяносто тысяч верст. Уносится за пределы волн облачных вздохов, спина ее – синий небесный свод. Оттуда отправляется к югу, чтобы добраться до непроглядной пучины юга.

Смеется над ней болотная перепелка: «Куда ж она собралась? Я взлетаю прыжком. Поднимаюсь на несколько саженей, чтобы потом приземлиться. Парю без забот средь кустов и зарослей трав. Таковы пределы полета. А она зачем-то полетела на юг».

Вот как различаются малое и великое.

Цели перепелки и цикады отличаются от целей великой птицы, превратившейся из рыбы в сознании того, кто начинает познавать неведомое доселе.