Ольга Столярова - Исследования науки в перспективе онтологического поворота. Монография

Таким образом, постпозитивизм – это испытательный полигон перевернутых утверждений позитивизма. Получив мощнейший импульс от работ отцов-основателей этого направления Поппера, Куайна, Лакатоса, Фейерабенда, Куна по всему миру (поначалу преимущественно англоязычному, далее везде) заработало множество «философских цехов», в которых выковывались новые догмы постпозитивистской мысли. Под флагом «История и философия науки» (HPS) новые кафедры отправлялись в плавание по волнам смены естественно-научных парадигм и картин мира [2] Первая кафедра была создана в 1960 г. в Университете штата Индиана, США, усилиями Норвуда Рассела Хансона, который ее возглавил. , «социальная эпистемология» формулировала принципы изучения науки как коллективной деятельности, такие программы как «Социология научного знания» (SSK), «Социальная конструкция технологии» (SCOT), «Культурологические исследования науки», «исследования науки и технологии» (STS) привлекали в свои ряды дипломированных философов, физиков, инженеров, биологов, которые проверяли на прочность дисциплинарные истины, «взвешивая их на весах социальной интерпретации», программа «История философии науки» (HOPOS) релятиви-зировала философский образ того, как должна выглядеть правильная наука. Оставляя пока в стороне многочисленные нюансы постпозитивистского движения, обозначим общую идею, которая руководила постпозитивистами: если до сих пор не найдены строгие эпистемологичкские критерии, которые позволили бы отличить знание и науку от «просто мнения», значит, «объективной науки» в принципе не существует. Все силы постпозитивизма были брошены на разработку этого тезиса. «Факты», которые в позитивизме «решали все» в постпозитивизме были поставлены в зависимость от «ценностей», «интересов» и прочей изменчивой социальной «материи». Если в глазах позитивистов все «ценности» оставались за порогом научной лаборатории, кроме, пожалуй, универсального «этоса ученых», основное назначение которого состояло в том, чтобы не препятствовать «фактам», то для постпозитивистов лаборатория становится местом, где «факты» изготавливаются как пирожки согласно принятой рецептуре («научной теории»), причем последняя отнюдь не подчиняется единому стандарту, а зависит от…. далее можно подставить следующее: личных предпочтений, «коллективного бессознательного», «духа времени», «императивов интерсубъективного пространства», политики, наконец, техники. Например, как пишет один современный исследователь, когда входят в употребление приводные механизмы, создаются предпосылки для преодоления теоретического разрыва между прямолинейным (конечным) и круговым (бесконечным) движением [3] См. об этом Фройденталь Г. Возникновение механики: марксистский взгляд. – Эпистемология и философия науки. 2009. № 3. С. 14–40. Автор связывает как причину и следствие практику использования приводных механизмов, конвертирующих прямолинейное движение в круговое, и новое понимание движения, выраженное, в частности, в трактате Джованни Бенедетти, в котором Бенедетти утверждает непрерывность прямолинейного движения на основании перевода кругового движения в прямолинейное посредством геометрической схемы. , а «научные факты» начинают свидетельствовать в пользу того, что между покоем и равномерным прямолинейным движением нет никакого различия. Иными словами, так называемая «объективность», с точки зрения постпозитивистов, будучи историческим продуктом коллективного научного сознания, выражает реалии «жизненного мира», которые подчиняются своей собственной «логике» (не подчиняются никакой логике?).

Один из водоразделов между позитивизмом и постпозитивизмом проходит по линии «необходимое-случайное». Постпозитивистская деконструкция «объективности» явилась результатом разоблачения «необходимости», которая при ближайшем рассмотрении оказалась замаскированной «случайностью» (правда, при еще более внимательном рассмотрении «случайность» оказалась «необходимостью» социального порядка, о чем будет сказано в своем месте). Исторически выбор между научными теориями, который, в конечном счете, определил сегодняшнее содержание естественнонаучных учебников, этот кодекс объективных знаний, осуществлялся под влиянием разного рода обстоятельств, не поддающихся рациональному учету. «Человеческий фактор» в значении безосновного волюнтаризма играл решающую роль в выборе между птолемеевской и ко-перниковской системами мира, волновой и корпускулярной теориями света, концепциями стационарной и расширяющейся Вселенной и т. д.

Итак, случайный характер науки вместо логической необходимости, определяющей ее методологию, множество несоизмеримых наук вместо единой, всеобщей и необходимой науки, разрывы в истории формирования научных теорий вместо их поступательного развития, жизненный мир как точка отсчета и предел любого объяснения вместо «фактов природы» – новые постулаты постпозитивизма пришли на смену низвергнутым позитивистским идеалам и закрепились в профессиональных сообществах, журналах, реестрах дисциплин и номенклатуре специальностей. Уже упомянутые SSK, HPS, SCOT, HOPOS, а также, зонтичная программа – STS, включающая все вышеперечисленные исследования (всю их совокупность определяют как «исследования науки и технологии» – «science and technology studies», не только потеснили такие традиционные учебные дисциплины как философия науки или философия техники во множестве университетов по всему миру, но изменили облик общественных наук, оказав существенное влияние на их самосознание.

В этой книге, однако, мы сосредоточимся не на постпозитивистских разоблачениях позитивизма, а на том, как сегодняшние постпозитивистские исследования перешагивают рубежи постпозитивизма. Свою задачу мы видим в том, чтобы показать, как внутри историко-философских, культурологических и социологических исследований науки, пришедших на смену позитивистским логико-философским исследовательским программам и концепциям, вызревает критика их собственных оснований, как они обнаруживают свою недостаточность, и как то содержание, которое призвано восполнить образовавшийся пробел, выводит постпозитивистские программы за пределы постпозитивизма, если понимать под постпозитивизмом отрицание «объективной» науки.

Однако критическое преодоление постпозитивизмом своих собственных границ не означает возврат к позитивистским идеалам. Ситуация, которая складывается сегодня в общественных науках, на наш взгляд, гораздо более любопытна. В последние годы большинство участников постпозитивистского движения признает: «в их [позитивизма и антипозитивизма – О.С.] зеркальной отраженности заключено немалое сходство» [4] Galison P. Trading zone. Coordinating Action and Belief. – The Science Studies Reader. – Biagioli. M., ed. New York: Routledge, 1999. P. 137–160. Цитируется по русскому переводу: Галисон П. Зона обмена: координация убеждений и действий. Пер. с англ. В.А. Геровича. – Вопросы истории естествознания и техники. 2004. № 1. С. 64–91. С. 24. Стив Фуллер пишет по этому поводу: «ретроспективно знаменитая книга Т.Куна больше похожа на позитивизм в стадии упадка, чем на фундаментальный вызов позитивизму, как поначалу казалось» – Fuller S. The Philosophy of Science and Technology Studies. Routledge, 2006. P. 88. . Невозможно не согласиться с этим. Вероятно, как любой философский «антитезис» постпозитивизм во многом определяется в терминах отрицаемого «тезиса», то есть явно и неявно разделяет некоторые важные основоположения позитивизма и развивает их, постепенно обнаруживая условия преодоления и тезиса, и антитезиса. На наш взгляд, одним из самых существенных положений, унаследованных постпозитивизмом от позитивизма, является антиметафизическая установка, или, иначе говоря, критика «аргумента от вещей», к которому охотно прибегали «наивные реалисты» в докантовскую эпоху. Как справедливо замечает известный представитель аналитической традиции (обнаруживающей сегодня сильное тяготение к прагматизму) канадский философ науки Ян Хакинг, и логические позитивисты, и их разоблачители-релятивисты вышли из общего «кантовского дома» наряду с прочими наследниками критической школы, к которым Хакинг причисляет также математических конструктивистов, эмпирических психологов, аналитических философов и многих других [5] Hacking I. The Social Construction of What? Harvard University Press, 1999. P. 40–49. . На первый взгляд, это мало о чем говорит. Из «кантовского дома» вышла вся современная философия без исключения, поскольку кантовская мысль задала философии новые горизонты, внутри которых возможно быть последователем или ниспровергателем Канта, но невозможно философствовать так, как если бы Канта никогда не было. С другой стороны, под «кантовским домом» Хакинг понимает вполне определенные принципы, первый среди которых – это принцип конструктивизма в сочетании со скептицизмом и субъектцентризмом. Это специфическое сочетание (оно, на наш взгляд, не является для конструктивизма ни всеобщим, ни необходимым) обеспечивает то обстоятельство, что подавляющее большинство философов в XIX–XX вв. высказывает решительное недоверие по отношению к метафизике. Это происходит потому, что данная комбинация философских «измов» утверждает: все смыслы, все значения, все предметы и отношения, то есть, все, что можно помыслить, произведено автономным человеческим субъектом из собственных интеллектуальных ресурсов и проецировано вовне. В своей антиметафизической, «антиобъективистской», установке постпозитивизм принимает эстафету от позитивизма, преследовавшего парадоксальную цель – построить объективное знание без ссылки на объект, поскольку последний был объявлен критической философией «вне закона». И не просто принимает, а доводит до предельной завершенности, интерпретируя все содержание науки в терминах культуры и общества. Постпозитивистское отрицание научной рациональности базируется на тех же самых допущениях, которые вдохновляли критическую традицию на ее теоретический поиск. Поэтому плач постпозитивизма по утраченным идеалам научности, или «объективности», (некоторые, впрочем, склонны интерпретировать его как «танец на костях») в определенном смысле носит очистительный характер, он открывает возможность задать вопрос об этих исходных допущениях, которые приводят к столь неутешительному итогу.