Коллектив авторов - Проблема сознания: разные ракурсы

В то же время, в философских и психологических исследованиях ХХ века мы находим с одной стороны, тему идеации , которая в яркой форме высказана у Макса Шелера, идеации как схватывания всеобщего по единичному 18 18 В частности, об этом идет речь в работе М. Шелера «Положение человека в космосе». , а с другой – тему интуиции. В работах психолога П.В. Симонова анализируется даже тема сверхсознания 19 19 Симонов П.В.О двух разновидностях неосознаваемого психического: под-и сверхсознании «Бессознательное» т.IV, конференция в Тбилиси 1985 г. . Правда, Симонов относит сверхсознание к области бессознательного, считает «сверхсознание», дающее новое знание, скачком, прерывом постепенности, который непосредственно не дан самому размышляющему человеку. Однако, поскольку нас интересует именно явленность внутреннего нам самим, мы можем иначе прочесть идею П.В. Симонова, воспользовавшись понятием гуссерлевской очевидности: возможны такие акты постижения, такие движения мысли, которые во внутреннем мире не связаны в момент своего действия ни со словом, ни с размышлением. Они становятся прямо даны, очевидны, их смысл постигается одномоментно и лишь через мгновенье (а иногда и позже) может быть описан или назван.

Мысль о внерациональном, внелогическом характере внутренней жизни активно проводилась В.В. Налимовым. В работе «Вероятностная модель языка» он обсуждал вопрос о многозначности слов, в том числе, и в языке науки, и пришел к выводу о континуальности мышления. «Осмысление логических конструкций, – пишет он, – их декодирование – происходит на континуальном уровне. Из континуального сознания берется априорное представление о распределении смыслового содержания слова и к континуальному сознанию оказывается обращенной априорная функция распределения селективно ориентированного смыслового содержания слова после осмысления его в тексте фразы» 20 20 Налимов В.В. Вероятностная модель языка Томск-Москва 2003. С. 222. . Таким образом, словесная часть внутренней жизни оказывается чем-то вроде кристаллизаций, сгустков континуального смысла. Именно этими «застывшими смыслами», однако хранящими в себе весь веер смысловых возможностей, обмениваемся мы при обычном вербальном общении, впрочем, дополняя слова всей «невербаликой» – жестами, мимикой, пантомимой, интонацией, живо воплощающими континуальность внутреннего мира.

Критика представления о жизни внутреннего мира как о дискретном логическом процессе приводит к искушению приписать нашему « большому Я» ( единству сознательного и бессознательного со всеми промежуточными звеньями) свойство интенсивной образности. На образность нередко делают ставку психотерапевты, практически работающие с внутренним миром пациентов, а также эзотерики-практики, пишущие популярные книжки «про визуализацию». При чтении такой литературы кажется, что каждому из нас ничего не стоит при необходимости начать сознательно манипулировать образами своего внутреннего мира, складывая и раскладывая их как груду кубиков с картинками. Именно потому, что мыслим мы образами. Иногда тексты на эту тему доходят до курьезов, в частности, у одного из создателей нейролингвистического программирования Р. Бэндлера есть такой пассаж: «Например, у одной женщины была следующая проблема: если она что-нибудь себе придумывала, то несколькими минутами позже не могла отличить этого от воспоминания о чем-то, происшедшем в действительности. Когда она видела внутреннюю картину, у нее не было способа различить, было ли это нечто действительно ею виденное – или же то, что она вообразила… Я предложило ей придумывая картины, обводить их черной рамкой – чтобы, когда она потом их вспомнит, они отличались бы от других. Она попробовала, и это прекрасно сработало – за исключением тех картин, что она придумала до того, как я дал ей совет» 21 21 Бэндлер Ричард Используйте свой мозг для изменения // Технологии программировании судьбы Минск-Москва 2001. С. 33. .

Хочется верить успеху автора, но, как отмечают сами Д. Гриндер и Р. Бендлер, далеко не все люди являются «визуалами», есть те, что в воспоминаниях и представлениях ориентированы на слуховые восприятия, а еще другие – на кинестетические ощущения. На самом же деле все модальности восприятия, представленные «внутри сознания», соединены и смешаны в разных пропорциях, а, поскольку слуховые ощущения, и тем более, чувство равновесия или ощущение прикосновения трудно назвать образами, то вряд ли можно полагать, что наш внутренний мир постоянно заполнен «образными картинами». Кстати, научиться визуализациям не так-то легко, особенно человеку рационализированной европейской культуры, постоянно живущему в «кристаллизациях слова». Нередко «образы» просто не возникают, а идет какой-то иной процесс, причем не одним, а, по меньшей мере, двумя потоками: вполне возможно, думая об одном и даже облекая это в слова внутренней речи, параллельно думать о совсем другом, не говоря об этом словами и не созерцая наглядных образов, но в то же время в отчетливо-смысловой форме.

Суть именно в том, что слова и образы, это, возможно, самые простые наглядные и «предметные» составные внутреннего мира, в некотором роде «интроецированные объективации», тесно связанные со всем внешним, с миром вещей и существ, с тем самым хайдеггеровским «сущим», которое, несомненно, до определенной степени отражается во внутреннем мире, но не «соприродно» ему. Внутренний мир включает в себя помимо целостных и твердо очерченных слов и образов еще множество вероятностных, размытых, тонких, едва уловимых и в то же время синтетических форм бытия смысла . Это прежде всего, – и как тут снова не вспомнить Э. Гуссерля – смысловой поток, где очевидны не только и не столько «картинки», сколько сами смыслы. Это некие паттерны, подвижные, конфигурации, хотя и не обладающие внешней формой, позволяющие нам «с очевидностью усмотреть» – что к чему. Они мгновенно отвечают нам и на вопрос «зачем?» и на вопрос «как?» и на вопрос « в каком контексте?». Они не равны образным картинам или словам, но отстраиваются от них, опираются на них, парят над ними, наполняют их. Смысловое схватывание похоже в чем-то на превращение плоскостного изображения в объемное: ничего не значащее и даже не идентифицированное ни с чем изображение превращается в целый мир, богатый разнообразный и вдохновляющий.

Смысловое континуальное движение мысли не отделено от других компонентов внутреннего мира и от человеческой телесности, без которой мы никак не можем обойтись в нашей эмпирической реальности. Поэтому мне очень близко высказанное И.А. Герасимовой понимание мышления как «чувствующего». Она пишет: «…чувствующее мышление – мышление, способное к мгновенному распознаванию (эмоциональному отклику, ритмическому резонансу), пониманию сущности ситуации, смысла символа. Чувствующее мышление как субстанцией пропитано осознанностью» 22 22 Герасимова И.А. Сознание и бессознательное в творческой самореализации //И.А. Бескова, И.А. Герасимова, И.П. Меркулов Феномен сознания М. 2009. С. 165. . Интересно, что на сложное сплетение во внутреннем континуальном потоке смысловых и эмоциональных моментов обычно указывают исследователи эстетического опыта, как, например, М. Дюфрен, писавший об «аффективном априори».