Виктор Бычков - Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая

Действительно, среди эстетических путешествий есть и те, которые не требуют перемещений в пространстве: французские романтики называли их «путешествиями в кресле» (выражение Альфреда де Мюссе). В их «Башне из слоновой кости» [7] Это выражение впервые употреблено Ш. Сент-Бёвом. в противовес раннебуржуазному лозунгу премьер-министра Франсуа Гизо «Обогащайтесь!» расцветало незаинтересованное «искусство для искусства» [8] Термин Б. Констана. аристократов духа. Их вдохновляли как воображаемые путешествия по нетронутым лесам Америки в «Атала» или миру Античности в «Рене», так и размышления о «Гении христианства» (Рене де Шатобриан); «Поэтические размышления» о быстротечности жизни и потустороннем мире (Альфонс де Ламартин), кристаллизованные в знаменитом ламартиновском афоризме о времени: «оно идет, а мы проходим» («Озеро»); идеи стоического пессимизма («Смерть волка» Альфреда де Виньи). Общий настрой побуждал романтиков к тому, чтобы «повернуть зрачки вовнутрь» и задумчиво, неспешно созерцать внутренние пейзажи, проникнутые, как в элегической «Исповеди сына века» Альфреда де Мюссе, меланхолической «болезнью века».

Но ведь и мы с вами, делясь впечатлениями о наших эстетических путешествиях, более сосредоточены на внутреннем, связанном с личностным характером эстетического восприятия, чем на внешнем – благо, последнее весьма интересно и в большинстве случаев вызывает отнюдь не меланхолию, но энтузиазм. Не так ли, дорогие сокресельники (ведь такая самоидентификация тоже не случайна)?

Всегда готовая попутешествовать Н. М.

P.S. Заглянула в Интернет, чтобы кое-что уточнить, и открыла рубрику «Путешествия в кресле». И что же вы думаете? Их здесь целая россыпь, да еще с картинками: это, по сути, рекламные ролики, приглашающие в турпоездки во все концы света. Вот такое утилитарное применение «с точностью до наоборот» нашла сегодня наполненная глубоким метафизическим смыслом романтическая формулировка.

Н. М.

(06.12.13)

Дорогой Виктор Васильевич,

я не только не люблю казаться «занятым» человеком, но и, действительно, предпочитаю всему на свете, по выражению Ганса Касторпа, «ничем неомраченный досуг», однако жизнь складывается так, что чувствуешь себя бедуином, попавшим в кружение самума или как он там еще называется, поэтому шлю Вам самые сердечные поздравления с наисветлейшим Праздником Введения во Храм с некоторым – вынужденным (!) – запозданием. Правда, отдание праздника будет в воскресение, так что все же – и несколько запоздалое – поздравление вполне уместно.

Нет смысла перечислять все подробности моей осенней жизни. Тут и лекции, и статьи, и службы, и всякие неожиданности, и все это на фоне перманентных недомоганий. Теперь после Праздника вроде бы горизонт светлеет, а то я уже опасался, что сорвется моя давно намеченная поездка в Париж.

Два экземпляра нашего «слоненка» я получил, позвонив на мобильный Елизавете Давидовне Горжевской. Саша сумел подъехать буквально накануне своего отлета. Томик оставляет приятное впечатление своим уютным форматом.

Очень хочется продолжить медовые беседы, но, видно, и у Вас со временем туговато.

И все же наш девиз: DUM SPIRO, SPERO!

С касталийским приветом и наилучшими благопожеланиями

Всегда Вас помнящий и любящий В. И.

(14.12.13)

Дорогой Виктор Васильевич,

вчера – ровно в полночь, как это подобает образцовому привидению – я вернулся домой из парижских музейных пространств. Первым делом вскрыл свой почтовый ящик, ожидая обнаружить там какой-нибудь след Вашего бытия. Дело в том, что за три дня до своего отбытия в Лувр я отправил Вам письмецо, но подтверждения не получил. Принимая во внимание Вашу усиленную паломническую активность в этом году, предположил, что Вы опять отправились в очередное странствие. А может, электронная почта дала очередной сбой? По крайней мере из Вашего нынешнего замечательного послания никак не следует, что Вы получили мою, впрочем, совершенно бессодержательную емельку, долженствующую лишь подать дружеский знак надежды на восстановление виртуальных бесед.

Сегодня утром я распечатал Вашу статью и поразился – в очередной раз – множеством – до странности – пунктов духовной близости. Буду внимательно изучать Ваш текст, пока же хочу только сказать, что мне особо родственна Ваша идея о путе-шествии (метафизическом и анагогическом). Я же называл для себя такой путь инициационным, уже с давних пор вынашивая мысль об эстетической инициации (отнюдь не в метафорическом, а во вполне реальном мистериальном смысле). Иными словами, «Как достигнуть познания высших миров?», оставаясь в пределах эстетического опыта.

С радостью прочитал о Ваших беседах с Н. Б., но и не мог не подавить меланхолического вздоха от сознания того, что не могу принять в них участия. Совершается процесс ускорения мысли, и письменная форма уже явно неспособна его адекватно отразить. Симптоматично, что и я, внутренне набрасывая Вам – так и не написанное – письмо, полушутя, полусерьезно хотел отметить тенденцию превращения наших философических бесед в рассказы о «событиях (наших) эстетических путешествий».

Опять-таки пишу кратко, подавая знак жизни и благодарности за Ваше метафизическое послание.

С теплыми и сердечными чувствами

Ваш В. И.

(13–15.12.13)

Пока Вл. Вл. путешествует по Парижу (надеюсь, он вскоре порадует нас новыми открытиями, сделанными в этой эстетической Мекке), а Н. Б. прокладывает лыжни по первой пороше в дачном лесу, я углубился в свои недавние воспоминания об Испании и решил продолжить начатую в прошлом письме тему.

Нам с вами, дорогие собеседники, понятно, что в своем наиболее чистом виде метафизический аспект эстетического опыта выявляется при восприятии высокого искусства, в процессе эстетического путешествия по творчеству, например, какого-нибудь великого художника или даже – по одному произведению искусства. Перед моими глазами до сих пор стоит живопись Эль Греко, ради которого мы совершили, как я уже писал, в этом году поездку в Испанию. Неделя, проведенная в Толедо и Мадриде, много дала для более глубокого проникновения в дух его творчества. Меня всегда, начиная с первого посещения Мадрида и Толедо в 1992 г., как-то магнетически влекли к себе огромные вытянутые вверх алтарные полотна Греко позднего периода и одновременно чем-то отторгали, ставили какую-то границу восприятию и приводили в некоторое замешательство мое понимание многих из этих картин. Вот в этом вроде бы противонаправленном воздействии великого испанца на мое эстетическое сознание я и ощущал всегда главную тайну его творчества, его метафизический смысл, но не мог словесно объяснить его себе.