Коллектив авторов - Сербия о себе. Сборник

Несколько месяцев спустя, летом 1988 г., по Сербии прокатилась волна митингов солидарности, адресованных властью Слободана Милошевича албанцам и всей Югославии и показывающих, что сербы больше не отступят, а правила игры существенно изменились. Тем летом телевидение Югославии транслировало сотни тысяч обезумевших, перекошенных лиц митингующих, чей транс «самопросветления» стал аргументом и поддержкой правящего популизма. Все это движение «культурной революции» было бы невозможно без идейной базы, которую загодя подготовила сербская интеллигенция. Поэтому на тот момент Милошевич нуждался в ней так же, как интеллигенция нуждалась в нем.

Можно привести пример. Широкое празднование 600-й годовщины битвы на Косовом поле стало апогеем митингов и указало на своего рода лобное место, откуда впервые была объявлена война, ибо сербская интеллектуальная элита приурочила злободневную косовскую проблему к торжественному событию. Один из виднейших представителей сербской интеллигенции, а позднее – центральная фигура ДЕПОС Матия Бечкович [92]за три месяца до годовщины сказал, что в день 600-летия Косовской битвы сербы должны открыто заявить о принадлежности Косова Сербии, и этот факт не зависит ни от албанской рождаемости, ни от сербской смертности. Там пролито столько сербской крови и находится столько сербских святынь, что Косово будет сербским, даже если там не останется ни одного серба. Бечкович объявил о новом политическом курсе, который будет основываться не на real politic, а на праве сильнейшего. Авантюра, в которую с того момента пустилась сербская политика, трудновыразима в современных понятиях, поскольку по сути своей анахронична. Политический проект, предписывающий сербскому народу претворение в жизнь идеи «свой на своем» (даже там, где «нет ни одного серба»), как, впрочем, любой проект, ставящий права одной стороны выше прав другой, необходимо было увязать с чем-то возвышенным, небесным или метафизическим. Несовременные идеи можно обосновать только несовременными мотивами и архаичными формами. Такую форму политике Милошевича придала национальная, а позднее оппозиционная интеллигенция, которая эту метасторону весьма конкретного плана сформулировала и озвучила во времена, когда сам Милошевич не отважился бы на это. Суть войны «потусторонней» (по ту сторону Дрины, Савы и Дуная), войны против живых во имя мертвых, лучше всего передал Бечкович в беседе с сербами в Северной Америке, состоявшейся в 1988 г.: «Могильный курган – величайшая святыня и древнейший храм сербского народа. Могильный курган – самая истинная наша вера. Мы все еще клянемся прахом и могилами, и нет у нас опоры тверже, лекарства лучше, веры крепче… За кости сражались государства, на костях государства зиждутся, кости – их твердыня и опора».

«Поэтическая» аранжировка политики Милошевича указывает на глубокий симбиоз новой власти и национально ориентированной, впоследствии оппозиционной элиты, которая часто проявлялась в открытой поддержке Милошевича. Высказывания М. Бечковича наиболее показательны в этом отношении. За двадцать дней до внесения поправок в Конституцию Сербии, что явилось правовой агрессией против конституционной системы Югославии, на внеочередном съезде Союза писателей Сербии Бечкович вновь «поэтически» сформулировал и поддержал суть новых поправок: «У Сербии – республики, которой нет, не может быть задач важнее тех, что стоят перед ней сейчас».

Молниеносных действий, нужных тогда Милошевичу, требовал и Вук Драшкович: «Мы (сербская интеллигенция) опоздали на Косово. За свою нерасторопность и легкомыслие мы дорого заплатим и, вероятно, утратим право на реабилитацию в истории, если только немедленно не определимся принципиально относительно наших дальнейших действий и приоритетов».

Похожий тон звучал и в словах Гойко Джого [93], одного из тринадцати основателей Демократической партии, сказанных на ее учредительном съезде: «Со времен Косовской битвы до сегодняшнего дня у сербов не было большей святыни, чем Косово. С этой святыней они связаны клятвой и вот уже шесть веков приносят ей самые драгоценные жертвы, жертвы кровью … Я не знаю, до каких пор, но знаю, что должны, ибо сербская держава без Косова то же, что серб с дырой в груди … Косово – сербская боль, и мы должны раз и навсегда унять ее».

Из приведенных цитат видно, что большинство будущих лидеров сербских оппозиционных партий говорили о Косово на один и тот же манер, больше напоминающий эпическое сказание, чем реальное видение злободневной проблемы и поиск возможных путей решения. Выстроив корпус политических идей, на которых впоследствии будет основываться конфликт Милошевича с предшествовавшим сербским руководством и его приход к власти, часть сербской интеллигенции выделила национальный вопрос как единственную и неотложную политическую проблему. Все прочие проблемы сербского общества (переживавшего глубочайший кризис) по сравнению со святынями и заветным замыслом казались мелкими, а их решение – слишком суетным. Таким образом, общественные потрясения и невзгоды, предвещавшие крах системы, упредили, заменив их проблемой 600-летней давности. Все государственные, общественные и экономические проблемы были замещены национальными и свелись к ним. Реформы отложили на неопределенное время, которое должно было наступить после решения национальных вопросов. Поскольку признание народа политической силой, а национального вопроса приоритетным подготовила и поддержала большая часть национальной элиты, а также те, кто позднее организовал оппозиционные партии, можно сделать вывод о неготовности Сербии к реформам.

Сербский национальный вопрос в Косово имел еще одно измерение. Подобно политике Слободана Милошевича, сербская оппозиция также использовала Косово как своего рода импульс для заострения сложнейшей проблемы перемещения центра тяжести межнациональных отношений в Югославии. Связь между косовской проблемой и сербским национальным вопросом четче всего сформулировал Матия Бечкович, сказав буквально следующее: «Косово уже давно достигло Ядовна [94]. Странно, что вся сербская земля не получила имени Косова». Таким образом, проблема взаимоотношений сербов и албанцев перерастала в проблему взаимоотношений сербов и всех остальных народов через постановку вопроса об их сути и о границах сербской земли. Из ответов на эти вопросы, несмотря на разницу в словесном оформлении, и будет, в сущности, состоять политика всех основных сербских оппозиционных партий.

Первое, на чем сойдутся все партии, – это идея, что Югославия должна быть «демократической федерацией». Так, Демократическая партия в своем «Проекте национальной программы» выскажется за Югославию как демократическую федерацию, в которой будет соблюдено полное равноправие федеральных единиц и граждан [95]. Для этого (поскольку практически это означало введение двухпалатной скупщины и принципа один человек – один голос) партия предлагала принять новую конституцию, которая предусматривала бы новый государственный порядок и отменила существующий, где преобладают элементы конфедерации. Это предложение несовместимо с югославским государством, где внутренние границы между федеральными единицами сдвинуты сообразно различным и друг другу противоречащим принципам – принципу этнической гомогенности и принципу культурно-исторической идентичности. Свое неприятие конфедерации ДП объясняла тем, что речь идет об исторически отжившей и недемократической государственной системе, которая пренебрегает свободой гражданина и стесняет национальный суверенитет, а также опасением, что переход к конфедеративному устройству может спровоцировать гражданскую войну.