Андрей Жданов - Сталин и космополиты (сборник)

Поэт Сельвинский И.Л. в связи с обсуждением в Секретариате ЦК ВКП(б) его стихотворения «Кого баюкала Россия» заявил: «Я не ожидал, что меня вызовут в Москву для проработки. Стихотворение «Кого баюкала Россия» для меня проходящее. Я ожидал, что наконец меня похвалят за то, что я все же неплохо воюю. За два года получил два ордена и представлен к третьему.

Меня вызывали в ЦК, ругали не очень, сказали, что я молодой коммунист, ничего, исправлюсь. Я думаю, что теперь меня перестанут прорабатывать, не сразу, конечно, а через некоторое время…

Мне очень не везет уже 15 лет, со времени «Пушторга». Бьют и бьют. На особый успех я не надеюсь. Видно такова уж моя писательская биография».

Обобщая свои мысли о положении в советской литературе, Сельвинский говорит: «Боюсь, что мы – наша сегодняшняя литература, как и средневековая, – лишь навоз, удобрение для той литературы, которая будет уже при коммунизме.

…Сейчас можно творить лишь по строгому заказу, и ничего другого делать нельзя…

На особое улучшение (в смысле свободы творчества) после войны для себя я не надеюсь, так как видел тех людей, которые направляют искусство, и мне ясно, что они могут и захотят направлять только искусство сугубой простоты».

Последнее время Сельвинский усиленно работает над исторической поэмой и заявляет о своем стремлении занять ведущее место в советской литературе.

Обсуждение и критика в печати произведений указанных выше авторов вызвали широкие отклики в среде писателей и послужили поводом к обобщающим оценкам современного состояния и задач советской литературы.

Ряд писателей положительно реагирует на критику политически вредных произведений и осуждает творческие позиции их авторов.

Писатель Леонов Л.М.: «Книга Федина о Горьком плохая. Недопустимо опубликование писем и высказываний Горького без учета, что это в итоге исказит образ Алексея Максимовича. Горький не сразу стал тем писателем и учителем жизни, которого высоко чтит советская страна. И бестактно сейчас, в интересах личной писательской биографии, публиковать то, что было сказано Горьким совсем в другое время, на иной стадии нашей общественной и литературной жизни.

У меня тоже есть письма Горького, воспоминания о беседах с ним, но я не предаю и не предам этот материал гласности в интересах сохранения в народе цельного образа великого писателя, пришедшего к полному единению со своим народом, с партией, с советским государством».

Писатель Сергеев-Ценский С.Н. на заявление одного из писателей о невозможности создавать реалистические произведения в условиях советской действительности сказал: «Подлинный писатель всегда, при всех препятствиях, проявит себя, свой талант. Реализм – это вовсе не все, без разбору, подробности жизни, какие наблюдает писатель. Писатель находит нужную дистанцию для изображения и показывает основное в жизни. Раньше, до революции, существовала власть денег, страсть к накоплению и рабство нестойких писателей перед модой, перед требованиями публики, искавшей острых, скажем, половых проблем. Настоящий писатель был тогда в меньшинстве, – это заставляло меня жить в уединении и быть раньше всего художником. Теперь есть возможность писать и печатать, и я этому пример».

Драматург Волков И.Д.: «Федина критиковали слабо, о его книге можно было бы написать сильнее. У нее два больших порока. Во-первых, с каждой страницы веет высокомерным отношением автора к советской власти, а, во-вторых, автор разделяет жизнь и литературу и старается доказать, что литература может развиваться своими самостоятельными, независимыми от жизни страны путями. Взгляд этот абсолютно ошибочен и вреден. Возмутительно то, что себя и «Серапионовых братьев» Федин как бы противопоставляет всей остальной литературе СССР, и не только литературе, но и общественно-политической жизни государства».

Писатель Нилин П.Ф.: «Федин – не настоящий писатель, его писательская работа – имитация, повторяющая идеи и мысли чуждых нам заграничных писателей. Федин как-то без основания, вдруг, занял у нас место «великого русского писателя», он страдает преувеличенным самомнением и ничего не дал созвучного нашей эпохе. Он – ложно революционный, а не народный писатель…».

Отдельные писатели, считая правильным осуждение произведений Асеева, Зощенко, Федина и других, выражают резкое недовольство системой руководства литературой, осуществляемого, по их мнению, некомпетентными лицами, отсутствием авторитетных указаний в области направления творчества, строгостью цензуры и неудовлетворительной воспитательной работой среди писателей.

Литературный критик Лежнев И.Г.: «Наша литература ограничена определенными историческими условиями – международными, внутриполитическими. Эти условия не позволяют развернуть искусство, подобное искусству прошлого, с его критикой и проповедничеством. Это следует признать как неизбежное. Может ли в условиях вышеотмеченных развиваться наша литература? Да, может. Однако она введена в круг более узкий и более ограниченный, нежели тот большой историко-социальный круг.

Малый круг определяется деятельностью Управления агитации и пропаганды. Когда Александров выступал на пленуме, он призывал писателей глядеть дальше и видеть больше, чем обычный интеллигент. Однако практически это не осуществляется. Всякая попытка заглянуть вперед ограничивается и пресекается тем же Александровым.

Я говорю не о тех враждебных книгах, которые были осуждены, я говорю о другом. Сейчас многие писатели дезориентированы. Всеволод Иванов говорил мне, что писать невозможно, так как «нет камертона». Он готов идти с партией, но он привык получать указания, а не дубину.

Вместо того, чтобы объяснить писателю, в чем смысл событий и какие проблемы нужно ставить, его дергают и фактически помогают антипартийным двуруким людям.

Получается, что враждебная книжка, вроде книги Федина, может выйти в свет, а партийная критика на эту книгу появиться не может. (Лежнев имеет в виду свою статью о книге Федина, не пропущенную в газете «Литература и искусство».)

Нам не дают развивать критику. Писателю нужно доверять, если от него хотят чего-либо добиться. А этого доверия нет. Наши центральные газеты и журналы печатают критические разборы вредных книг, но ведь это статьи извне, а не критиков. Они исходят не из писательской среды.

Произносятся патетические речи на собраниях, писателей зовут писать, но ведь над этими речами смеются, потому что знают – в ЦК всякое свежее слово задержат. В результате люди устают от битья, перестают писать и разлагаются.

В этом я вижу главную причину того, что наша литература не развивается. Она и не может развиваться в этом узком круге, который ее душит. Люди боятся писать, потому что их могут «проработать».