Владимир Бурматов - Современные революционные технологии. Стратегия, технология и тактика «цветных» революций

Первая и главная марксистская «догма», от которой призывают отказаться теоретики Франкфуртской школы, – это положение марксизма о всемирно-исторической роли пролетариата в качестве субъекта социалистической революции [69] Marcuse H. Cjunterrevolution and Revolt. Boston, Beacon Press, 1972. . Свои суждения франкфуртцы обосновывали утверждением, будто важнейшая особенность «высокоразвитого индустриального общества» – «интеграция рабочего класса» в это общество в результате манипулирования потребностями и сознанием рабочих масс со стороны господствующих классов [70] Маркузе Г. Одномерный человек. – М.: «REFL-book», 1994. С.12. . При господстве «одномерного сознания» «одномерный человек» этого общества не способен ни выработать, ни даже воспринять то революционное социалистическое сознание, которое, согласно учению марксизма, является непременным условием и предпосылкой пролетарской социалистической революции. Таким образом, по единодушному утверждению теоретиков Франкфуртской школы, классовое сознание у современного рабочего класса отсутствует. Но в этом, заявляет Хабермас, и нет никакой нужды, ибо в современных условиях эмансипация человечества является не вопросом классовой борьбы, а надклассовым вопросом освобождения человеческого рода как такового от отчуждения [71] Социальная философия Франкфуртской школы. – М.: Издательство «Мысль», 1975. С. 116. .

Следующий тезис «критической теории» касается важнейшего вопроса: кто, какой класс, какие социальные силы, является непосредственным «носителем» или «исполнителем» революции? Франкфуртцы отстаивают положение, что «субъектом революции» теперь могут стать лишь те, кто еще не стал рабом «одномерного сознания». К ним относятся национальные и религиозные меньшинства, студенты и маргиналы, так называемый «внутренний пролетариат» [72] Маркузе Г. Одномерный человек. – М.: «REFL-book», 1994. .

Этот тезис находит подтверждение в конце ХХ века. Безусловным фактом является то, что взрыв протеста против существующей системы в 60-е – начало 70-х имел четко непролетарский характер. Он связан был прежде всего с молодежным движением, с маргинальными слоями и группами, которые в наибольшей степени испытывали психологический протест против отчуждения, духовного порабощения, против ханжества и лицемерия, господствовавших в обществе, против всеохватывающей калькуляции и рационализации, бюрократизации, когда не остается места спонтанности, иррационально-мифическому. Это недовольство наиболее отчетливо проявляется в маргинальных слоях, ибо они не имеют прочных традиций, устоявшегося образа жизни.

Именно «внутренний» пролетариат поднял бунт в октябре-ноябре 2005 года. Тогда в течение трех-четырех недель ночная Франция практически принадлежала выходцам с Востока – арабам, неграм и т. д. Масштаб происходящего потрясает: сожжены несколько тысяч автомобилей, разгромлены сотни торговых и культурных центров, школ, полицейских участков. Две недели власти Франции не знали, что делать, какие действия предпринять. В течение 12 дней полиция бездействовала, охраняя только себя. Беспорядки пошли на убыль только тогда, когда было введено чрезвычайное положение. Причем, по мнению ряда политологов, все действия участников беспорядков были четко спланированы и отрежиссированы. Между бунтующими группами существовала отличная связь, порой свои послания они отправляли с помощью Интернета. Не случайно беспорядки с пригородов Парижа перекинулись на другие города Франции, а затем на Германию и Бельгию.

Однако сам по себе «внутренний пролетариат» не способен осуществить революционного преобразования общества. Ему отводится роль катализатора, своеобразного детонатора, способного лишь воспламенить горючее вещество, накапливаемое в обществе. В качестве потенциального носителя революционных изменений рассматривается интеллигенция, которую франкфуртцы нередко характеризует как новый рабочий класс [73] Социальная философия Франкфуртской школы. – М.: Издательство «Мысль», 1975. . Они констатируют все более «возрастающую неспособность» пролетариата к выработке подлинно революционного, «трансцендирующего данное общество» сознания и признают лишь за «критически мыслящей интеллигенцией» силу, способную развить и распространить революционное сознание.

Опыт проведения «цветных» революций в Европе и на постсоветском пространстве (2003–2006) показал, что в современном мире интеллигенция является подлинно революционным классом. В ней заключен главный источник оппозиции правительству. Интеллигенция формирует культурные и политические установки и ценности. Она разрабатывает и пропагандирует доктрины новой культуры, руководит и направляет процесс революции на всех этапах.

По мнению ряда культурологов, всякая политическая группа, желающая захватить власть, должна разработать свою программу, свое понимание культуры, эстетических, нравственных и моральных ценностей. Новое мировоззрение с особой шкалой ценностей необходимо, чтобы доказать право на национальное лидерство. Но этого недостаточно, нужные идеалы необходимо укоренить в массовой культуре, сделав их наследием нации, сцементировать ими общество так, чтобы социальные и культурные перемены двигались в нужном русле Ясно, что массы не способны к такой работе. Другими словами, для этой цели необходимо выделить особый слой людей, специализирующихся на концептуальном обосновании культурной революции. В современном обществе не кто-нибудь, а интеллектуалы конструируют модели культурных и политических установок. Именно создание и распространение идеологий, установление или подрыв того или иного правления – главный смысл существования интеллигенции.

Франкфуртцы считали, что революции должны предшествовать «революция человека», его «великий отказ». Маркузе в «Очерке об освобождении» писал: «…Всех мятежников объединяет одно – глубина отказа» [74] Маркузе Г. Очерк об освобождении. – М.: Наука, 1970. С. 13. , т. е. общая отрешенность от капитализма, от его науки и культуры, образования, воспитания, семейных ценностей и др. Так, например, Т. Адорно в работе «Авторитарная личность» высказывается в характерном для «критической теории» ракурсе, согласно которому никакое прямое насилие не может сохранить и обеспечить целостность какой бы то ни было семьи, всякого общества и любой социальной группы, если внутри сознания членов этого сообщества не будет господствовать вера в авторитет [75] Adorno T. Stichworte, Kritische Modelle 2, Frankfurt a. M, 1969. S. 133. . При таком подходе авторитет главы семьи и родителей, государства и президента лишается объективной основы и превращается в самодовлеющее психическое явление «ложного сознания», допускающее экзистенциалистское или неофрейдистское обоснование. По мнению Т. Адорно, если в семье христианской и сугубо капиталистической главенствует авторитарный отец, с большой долей вероятности можно предположить, что его потомки вырастут расистами и фашистами. Поэтому необходим отказ от устоявшихся семейных ценностей и обычаев. Чарльз Сайкс, старший научный сотрудник Висконсинского центра политических исследований, говоря о книге «Авторитарная личность», писал, что это – «бескомпромиссный приговор буржуазной цивилизации, при том, что воззрения, ранее считавшиеся не более чем старомодными, ныне, по этой книге, признаются фашистскими и недостойными психологически здорового человека» [76] Sykes C. A Nation of Victims. – New York, 1992. P. 54. . Уничтожение института семьи франкфуртцы считали одним из важнейших этапов современных революций.