Сергей Сидоренко - В эпоху перемен. Мысли изреченные

В других же случаях очень часто, когда дело касается преступлений, за совершение которых законом предусмотрено сравнительно небольшое наказание, наши люди высказываются за всякого рода «драконовские меры», требуя «стрелять», «вешать» и т. п. Это происходит, опять же, потому, что они учитывают не только формальную сторону дела, но и степень нравственного падения преступника, губительные последствия этого преступления для всего народа, а также сопутствующую преступлению степень цинизма и надругательства над нашими устоями и святынями, на которых испокон веков держалась наша жизнь, то есть учитывая все то, что не может быть учтено формальной схемой. И они, по большому счету, правы, если принять во внимание хотя бы то, что все содеянное над нашим народом за последние два десятилетия делалось в основном в рамках существующих законов, не поспевающих за скоростью наших «преобразований» и неспособных охватить все многообразие явлений «переходного периода» (а иногда и намеренно сформулированных таким образом, чтобы «не замечать» многих преступлений, особо «близких сердцу» наших власть предержащих).

Конфликт между мертвым законом и той живой правдой, которая выше закона, нашел свое отражение в культовом советском фильме «Место встречи изменить нельзя». Авторы литературного произведения, по которому был поставлен этот фильм, люди западнического, либерального склада, ратовали в своем произведении за «диктатуру закона». Главный герой детективного романа, милиционер Шарапов, страстно убеждал своего оппонента в необходимости руководствоваться исключительно законом, не допуская отклонений и импровизаций. Однако жизненная правда, которую отстаивал его оппонент, капитан Жеглов, превратившийся благодаря обаянию и таланту Владимира Высоцкого, сыгравшего эту роль, из второстепенного персонажа романа в главного героя фильма, оказалась выше закона. Капитан Жеглов в своих действиях руководствовался в первую очередь не законом, а высшей справедливостью. Ведь как можно измерить мертвым законом беды и страдания нашего народа, пережитые за годы страшной войны, и степень циничности тех, кто наживался на этих бедах?! И именно эта позиция нашла сочувствие у подавляющего большинства наших телезрителей.

Кстати, возвращаясь к советскому времени, стоит заметить, что самым ненавистным тогда типом человека был бюрократ. А бюрократ – это тот, кто поступает строго по закону, но делает это формально, не учитывая высшей правды.

В отношении законов следует поступать так, как заповедовал поступать Христос по отношению к Закону Ветхому: «не нарушить пришел Я, но исполнить» (Мф 5, 17). Исполнить по духу, а не по букве, как фарисеи.

То, как следует относиться к законам, зависит еще и от состояния общества, от того, какие болезни этого общества следует лечить в первую очередь. Если общество (или отдельные люди) в нравственном отношении выше законов, по которым им предписано жить, то тогда оправдано свободное отношение к законам, как к своего рода ориентирам.

Но бывает наоборот. И в таком случае такому обществу (или отдельным людям) полезна «диктатура закона». Вспомним, как наши власть предержащие в конце ХХ века воспользовались нежеланием народа втискиваться в законы и стали попирать закон ради своей выгоды. Они охотно руководствовались принципом «что не запрещено – то разрешено», рассчитывая на то, что если «диктатуры закона» нет и нет опасности быть схваченным за руку – то, стало быть, можно и воровать.

А потому свободное отношение к законам оправдано лишь в одном случае: если законы отменены христианским отношением к делу… Отступление же от законов, без христианского отношения к проблеме, может обернуться торжеством зла и беззакония, ибо отказавшиеся от Христа начинают служить дьяволу.

Нечто подобное произошло с нами совсем недавно. Отменив советскую «диктатуру закона», однако не став христианами, мы на десятилетие погрузились в «диктатуру беззакония», выход из которой российские власти видят, к сожалению, в установлении новой «диктатуры закона», не более того…

(2008)

СТОЛЫПИНСКАЯ РЕФОРМА. Столыпин пытался создать из нашего человека трудолюбивого «русского американца», способного завалить нашу, и не только нашу, страну хлебом, маслом и прочими «продуктами народного потребления».

Однако «американец» – это далеко не лучшее из того, чем уже был русский человек и что можно, вообще, создать из русского православного человека.

Столыпин хотел реформировать тютчевские «бедные селения» – тот самый «край долготерпения» (и жертвенности, благодаря которой создавалось величие России), край, который «в рабском виде Царь Небесный исходил, благославляя». А русский народ, бывший единым целым и не искавший в мире ничего, кроме спасения души ради обретения Царства Небесного, Столыпин хотел превратить в сообщество индивидуумов, ищущих всегда своей выгоды и плодящих вокруг себя амбары и элеваторы, которые в Царстве Небесном без надобности.

Столыпин хотел сделать из русских буржуев, но высшее призвание русского человека – воплощать христианский идеал, а христианство – вера не буржуйская…

Что же касается наших «американцев», то при всех их похвальных качествах из них в трудные для страны времена гражданской войны как-то очень легко получались сепаратисты.

А накануне войны Великой Отечественной этих самых «американцев» пришлось, загоняя в колхозы, насильно заставлять служить общим интересам, потому что по своей воле они делать этого не хотели…

Вообще же, в православном государстве, каковым являлась и должна являться Россия, и хозяйственное устройство должно быть подчинено духовным, христианским целям, а не безумному желанию любой ценой заработать побольше денег.

Ясно, что в столыпинское время землепользование было неэффективным, сделавшись тормозом для развития сельского хозяйства. Причина была в том, что к этому времени ухудшилось духовное состояние русского человека, так что даже в среде крестьянства возникла некая критическая масса тех, у кого не было уже «интереса» должным образом трудиться над своим участком земли, вкладывать в него свои силы и средства, зная, что этот участок вскоре придется уступать другим землепользователям. (Хотя именно в этом один из главнейших рычагов общинного воспитания человека, формирующего его душу в православном, соборном направлении.)

Однако выход из противоречия, возникшего между православным по духу общинным способом хозяйствования и крестьянином, утрачивающим православное мировосприятие, следовало бы искать вовсе не в разрушении общинного землепользования и не в замене христианской мотивации к труду мотивацией, основанной на жадности и корысти. Выход был – в православном воспитании народа, в приведении его духовного состояния в соответствие с общинными формами жизни.