Владимир Хандорин - Национальная идея и адмирал Колчак

Противоречивую позицию занимали иркутские кадеты, продолжавшие (как и эсеры) защищать пропорциональную избирательную систему [505](еще до колчаковского переворота замененную Директорией на мажоритарную, в отношении земских и городских выборов). Пропорциональная система не только является классической для демократии, но и предохраняет от «диктатуры большинства»: для иркутских кадетов, находившихся в своем регионе в меньшинстве, она была безусловно выгодна.

В том же июле 1918 г. на торгово-промышленном съезде в Омске В. А. Жардецкий открыто заявил о необходимости «твердой единоличной власти», [506]по сути повторив тезис последней (майской) общероссийской партконференции. Спустя месяц, в августе, это мнение было официально утверждено резолюцией I Восточной конференции партии (по существу, но не по названию она была третьей – после двух Сибирских партконференций мая 1917 г. и февраля 1918 г., но в ней участвовали кадеты уже не только Сибири, но и других освобожденных от большевиков восточных регионов страны). Против голосовало умеренно левое меньшинство делегатов, в т. ч. иркутские кадеты. Колеблющуюся позицию заняли алтайцы. Но большинство делегатов (в особенности красноярцы) поддержали линию омичей во главе с Жардецким. Конференция окончательно сформулировала отношение партии к распущенному большевиками Учредительному собранию, признав его «утратившим право устраивать дальнейшие судьбы России». [507]Идя дальше, В. А. Жардецкий высказался за твердость в политике репрессий: «Любовь к Родине требует лишенного всякой чувствительности отношения к ее мятежному населению». [508]

По мере оживления переговоров с самарским Комучем о создании объединенного правительства развернулась полемика об условиях объединения. Эсеровские лидеры Комуча пытались провести идею возрождения Учредительного собрания, распущенного большевиками. Против этого резко выступили сибирская буржуазия и кадеты. Обоснование этому дал их лидер В. Н. Пепеляев в статье под красноречивым заголовком «Привидение», опубликованной «Сибирской речью». Учредительное собрание прежнего состава, по его словам, было «скомпрометировано несколько раз»: участием в его выборах солдат, не имеющих такого права ни в одной демократии мира, большевистским засильем и произволом, в обстановке которых проходили выборы, и тем символическим фактом, что при открытии собрания, по инициативе его председателя В. М. Чернова, оно «в момент величайшего национального бедствия напевало Интернационал». Наконец, своей беспомощностью против насилия разогнавших его большевиков Учредительное собрание, по мнению Пепеляева, доказало свое бессилие и убожество: «И рассеялись, как дым, эти жалкие, несчастные фигуры, которые не догадались, как начать и как кончить единственный день своего существования… Учредительное собрание умерло без славы», – заключал Пепеляев, а партия эсеров, язвительно названная им «социалистическими Маниловыми», «хватается за этот призрак и хочет посадить его за один стол с живыми людьми». Наконец, сам факт созыва в сентябре 1918 г. Уфимского совещания представителей разных правительств и политических групп Пепеляев считал лишним доказательством того, что бывшее Учредительное собрание исчезло из реального расклада политических сил. [509]

Параллельно кадеты приходят к утверждению идеи внепартийности правительства. Профессор Г. Г. Тельберг в одноименной статье, напечатанной «Сибирской речью» в августе 1918 г., ставил обязательным условием для вступления в правительство выход министра из рядов политической партии и пояснял: «Конечно, этот выход отнюдь не означает перемены политических убеждений. Это – лишь освобождение из-под опеки узких партийных организаций, от партийных директив, от партийной дисциплины, от партийной ответственности… Противоположная этому система была испробована в младенческую пору нашей революции в коалиционном кабинете Керенского. Там каждый политический деятель вступал в состав правительства как делегат определенной партии…, получал от партийного комитета мандаты и директивы, связан был партийной дисциплиной… Немудрено, что правительство, состоявшее из таких министров с различными резолюциями в кармане, уподоблялось той крыловской тройке, которая усердно тянула воз в разные стороны и не могла сдвинуть его с места, пока не пришел сильный хищник, счастливый тем, что у него была лишь одна резолюция и одна директива (имелись в виду большевики – В. Х .)… Коалиция, построенная на сотрудничестве людей, остающихся в различной партийной зависимости, не может воплощать собою правительство. Это скорее конференция делегатов, уходящих каждые полчаса за кулисы, чтобы испросить инструкции от своих партийных комитетов». В деятельности правительства, по мнению Тельберга, «нет места духу партийной борьбы, а есть стремление примирить, согласить и объединить». В пример он приводил июльские события 1917 г., когда «инстинкт государственного деятеля, сознание близкой опасности, сведения контрразведки – все толкало правительство на путь решительной борьбы с большевизмом; но, так как партийные комитеты (имеются в виду ЦК партий эсеров и меньшевиков – В. Х .), далекие от понимания государственных интересов…подняли единодушный вопль против преследования «товарищей большевиков», то министры-социалисты… вместо того, чтобы разметать без остатка большевистский костер, предоставили ему тлеть, пока он не вспыхнул снова и не пожрал с одинаковой яростью и своих противников, и своих заступников». Опираясь на этот опыт, Тельберг делал вывод: «Нужно отбросить эту расслабляющую систему партийных министров, которых дергают, как марионеток, партийные комитеты… Дело партии работать над организацией общественного мнения и вести борьбу на этом просторном пути; но внутри правительства нет места ни партийной борьбе, ни партийной зависимости». Он сравнивал правительство с шахматной доской, «где ставкой – спасение Родины и где право свободного решения должно быть предоставлено ответственному игроку, перед которым все ходы и все фигуры, а не людям, которым из партийного окошка виден лишь один угол шахматной доски». [510]

Выступая поборниками централизации, кадеты добивались ликвидации всех областных правительств после образования центрального правительства. Постепенно у них крепла мысль, прямо высказанная представителями сибирской буржуазии еще в июне: о восстановлении дореволюционного административного аппарата управления, по крайней мере, на период войны. «Новое правительственное устройство, – писала «Сибирская речь» накануне исторического Уфимского совещания, – это дело просвещенного и вдохновенного творчества, на которое уйдет не меньше десятилетия напряженной работы в условиях государственного спокойствия. Пока неизбежно пользоваться старыми приборами… А вся наша машина управления – в централизации». Между тем, замечал кадетский публицист П. Васильев, со стороны самарского Комуча «мы снова видим безудержную партийную борьбу, снова слышим старые слова. Там, где требуются решительные действия, продолжаются бесконечные споры о народоправстве». [511]