Дмитрий Медведев - Черчилль. Биография. Оратор. Историк. Публицист. Амбициозное начало 1874–1929

Несмотря на небольшие неточности, Ирландия станет местом первых осознанных воспоминаний Уинстона Черчилля, которому в процессе своей политической деятельности придется не раз возвращаться к решению болезненного ирландского вопроса. Более того, именно в Дублине будущий премьер, а пока просто ребенок, познакомится с политикой. И знакомство это будет малоприятным. Во время прогулки маленького Уинни на ослике сопровождавшие его взрослые приняли стрелков на марше за фениев – членов тайного общества, борющихся за освобождение Ирландии. Все очень перепугались. Но больше всех испугался ослик. Он стал брыкаться, сбросив наездника на землю. Результатом падения стало сотрясение мозга и несколько ушибов 146.

Одновременно с политикой там же, в Дублине, юный Черчилль познакомился с искусством. Причем при весьма трагических обстоятельствах. Внук вице-короля должен был посетить детский спектакль. Когда назначенный день наступил, ребенок с сожалением узнал, что представление не состоится: театр взорвали. Здание сгорело дотла, и сгорело вместе с директором, от которого осталась только связка ключей. Не понимая, что произошло, Уинстон просил показать ему эту связку, однако его просьбе «не вняли» 147.

Важным событием в семье лорда Рандольфа и Дженни во время их пребывания в Ирландии стало рождение 4 февраля 1880 года второго ребенка – Джона Стрейнджа Спенсера Черчилля (ум. в 1947 г.). Уинстон всегда называл брата Джеком и поддерживал с ним теплые отношения. Когда его впоследствии спросят, почему он так любит компанию своего брата, он ответит: «Потому что Джек нескучный человек» 148. Однако дело было не только в этом. На протяжении всей своей жизни Черчилль будет по мере возможностей помогать младшему брату. Показательны его слова, адресованные леди Рандольф в декабре 1902 года: «Я постоянно думаю о Джеке. Он меня очень беспокоит. Пожалуйста, сосредоточь на нем свое внимание. Он какой-то покинутый и одинокий» 149.

Несмотря на наличие двоих детей, Дженни не слишком обременяла себя материнскими заботами. Ей было чем заняться в Дублине: плаванье под парусом, ловля крабов и форели, охота на вальдшнепов, ну и, конечно, верховая езда. Мать Уинстона никого не могла оставить равнодушным. «Гибкая фигура, словно сотканная из другой, чем у нас, материи – сверкающей, летящей, ослепительной, – восторженно писал один из ее поклонников. – Обликом скорее пантера, нежели женщина, только с развитым интеллектом, какого не сыскать в джунглях. Ее любезность, жизнелюбие и идущее от сердца стремление всех заразить радостной верой в жизнь сделали ее центром кружка верноподданных» 150.

«Этот фрагмент очень важен, – считает биограф Дженни Анна Себба. – В этом высказывании драматическим образом раскрыта ее женская сущность, бросающая вызов господствующей в то время сексуальной морали» 151.

На сходство леди Рандольф с пантерой указывали и другие современники. «У нее был лоб пантеры и большие исключительные глаза, ее взгляд пронзал насквозь, – вспоминала супруга премьер-министра Марго Асквит (1864–1945). – Если бы леди Рандольф Черчилль была бы вся, как ее лицо, она могла бы править миром» 152.

Похожие на пантер женщины способны произвести впечатление, но, как верно замечает Уильям Манчестер, их редко отличает материнская забота 153. Уинстону «мать всегда казалась сказочной принцессой – лучезарным существом, всемогущей владычицей несметных богатств». «Она светила мне, как вечерняя звезда, – напишет он в мемуарах. – Я нежно любил ее, правда, издали» 154.

Последнее уточнение – «издали» – самое важное. Сохранилось несколько писем Дженни супругу, в которых она описывает свои впечатления от общения с первенцем. Пожалуй, в них больше изумления, чем истинной материнской теплоты. «Уинстон был со мной, он такой прелестный», – делится она. Пишет Дженни и том, что Уинни, узнав, что она должна оставить его на время, закричал: «Я не могу, чтобы моя мама уехала, я побегу за поездом и прыгну в него». Другое письмо способно вызвать изумление. Оказывается, няня просила миссис Черчилль уделить внимание одежде Уинни, посчитав, «позором» небольшое количество вещей и их «потрепанное» состояние 155. Все бы ничего, но это замечание сделано женщине, которая редко появлялась на балах в одном и том же платье!

Отношение леди Рандольф к сыну определялось средой, для которой няньки, гувернантки, кормилицы и учителя составляли обычную практику. В эпоху правления королевы Виктории несовершеннолетние дети в благородных семействах вели себя тихо и незаметно 156. «В большинстве аристократических семей между поколениями лежала пропасть сдержанности, охраняемая рамками благопристойности, – объясняет Ральф Мартин. – Дети воспринимали родителей как непонятных персонажей с непредсказуемым настроением. Любой нежелательный поступок или порыв ребенка вроде невольных слез или смеха мог стать причиной мгновенного изгнания обратно в детскую или даже лишения десерта» 157.

Листая подшивки журналов и газет того времени, можно встретить удивительные советы. Например, солидный журнал T e World в одном из своих номеров за ноябрь 1874 года рекомендовал великосветским дамам «держаться подальше от детской, успокаивая себя тем, что у вас есть малыш. Пусть гувернантка приведет детей пару раз в гостиную, чтобы с ними можно было поиграть, как с милыми котятами» 158.

Сын Черчилля Рандольф (не путать с отцом – лордом Рандольфом) утверждает, что «презрение и отсутствие интереса к Уинстону со стороны его родителей было поразительно даже по стандартам» того времени 159. Однако это не означает, что наш герой был предоставлен сам себе. Вскоре после рождения в его жизни появилась женщина, оказавшая огромное влияние на его воспитание и взросление. По словам близкой подруги Черчилля Вайолет Бонэм Картер (1887–1969), именно эта женщина станет «его утешителем, гарантом его силы и стойкости, его единственным и неиссякаемым источником человеческого понимания, тем очагом, рядом с которым будут высыхать его слезы и успокаиваться сердце» 160. Аналогичные высказывания свойственны и современным биографам: «Ее влияние на детство Уинстона трудно переоценить. Добрая и верная, она смягчала горечь родительского невнимания, служила ему опорой и тихой гаванью в минуты огорчений» 161.

Речь идет о няне – миссис Элизабет Энн Эверест (1833–1895). Учитывая, что никаких свидетельств о мистере Эвересте не сохранилось, вполне возможно, что приставка «миссис» являлась скорее данью уважения, чем свидетельством замужества. В то же время это было отступлением от правил: в Викторианскую эпоху не состоящих в браке нянь и гувернанток называли «мадам».

До устройства к чете Черчиллей Элизабет Эверест двенадцать лет ухаживала за дочерью священника из Камберленда Эллой, так что детство будущего политика прошло, как он сам выразился, «под знаком „Эллоньки“» – «хотя я ее и в глаза не видел, я все про нее знал: что она любит есть, как молится, когда капризничает и когда ведет себя примерно» 162.