Дмитрий Медведев - Черчилль. Биография. Оратор. Историк. Публицист. Амбициозное начало 1874–1929

На отношение Черчилля к сыну, по крайней мере в первой трети жизни Рандольфа, повлиял неудачный опыт общения с собственным отцом. Это понятно и вполне закономерно. Гораздо большее удивление вызывает то, какое мнение сложилось об отце у нашего героя. Отчужденность и равнодушие со стороны лорда Рандольфа могли пробудить аналогичные ответные чувства, однако этого не произошло. Напротив, Уинстон всегда – и в детстве, и в зрелые годы – любил своего отца, преклонялся перед ним. «Мне казалось, что у него были ключи от всего (или почти от всего), что стоит внимания», – описывает он свое детское восприятие 256. «Редко бывает, чтобы, занимаясь своим сыном столь мало, мужчина породил столько верности к себе после своей кончины», – прокомментирует эту особенность Уильям Манчестер 257.

На чем же основывалась и как подкреплялась эта любовь? Отсутствие прямого общения с лордом Рандольфом вынудило Черчилля сосредоточиться на косвенных источниках получения отеческого тепла. Да, лорд Рандольф редко писал ему и еще реже с ним беседовал. Но у нашего героя всегда была возможность, пусть и частично, компенсировать это, заполняя душевную брешь опосредованным общением. Он стал верным поклонником отца, следил за каждым его шагом, собирал и перечитывал газетные статьи, где встречалось его имя и печатались его выступления. Настоящим идефиксом Уинстона во время учебы в школе стало коллекционирование автографов лорда Рандольфа. Едва ли не каждое письмо к отцу содержало просьбу прислать автограф 258. Он объяснял это тем, что раздает автографы одноклассникам. Однако так ли уж был велик спрос на них среди его сверстников? Скорее всего, в автографах нуждался сам Черчилль. Как и многочисленные газетные вырезки, которые он собирал, росчерки пера лорда Рандольфа стали для него свидетельством близости к отцу, напоминанием о его незримом присутствии.

Столь необычное общение имело для Черчилля два важных последствия, которые оказали определяющее влияние на его дальнейшую жизнь. Первое было связано с тем, что нескрываемое отсутствие интереса лорда Рандольфа к старшему сыну послужило для Уинстона дополнительным катализатором в развитии честолюбия и амбиций. Отныне смыслом его жизни станет достижение успеха: преуспеть как можно больше, преуспеть во всем, доказав себе, отцу и всем окружающим, что ты не забитый и одинокий ребенок, что ты – Герой, что ты – Личность. Черчилль сам косвенно подтвердит это спустя десятилетия, когда, во время работы над биографией своего предка, 1-го герцога Мальборо, придет к выводу: «У великих людей часто было несчастное детство. Тиски соперничества, суровый гнет обстоятельств, периоды бедствий, уколы презрения и насмешки, испытанные в ранние годы, необходимы, чтобы пробудить беспощадную целеустремленность и цепкую сообразительность, без которых редко удаются великие свершения» 259. Он сделает все от него зависящее, чтобы добиться как можно большего, пойдет напролом, ломая условности и правила, выковывая в себе железную волю и превращая неустанный труд в верного и постоянного союзника.

Второе важное последствие касалось выбора той сферы деятельности, которой решил посвятить себя Черчилль. Сотворив из собственного отца кумира, он не мог не проникнуться тем, что составляло будни лорда Рандольфа, – политикой. Поступление Черчилля в Брайтон совпало со стремительным взлетом его отца. К середине 1880-х потомок Мальборо стал влиятельной фигурой на политическом небосклоне. Создав в лагере консерваторов собственную «Четвертую партию», он доставлял немало хлопот как главе либералов Уильяму Гладстону, так и лидеру тори в палате общин Генри Стаффорду Норткоту (1846–1911).

В целом лорд Рандольф являл собой пример личности сложной и противоречивой. С одной стороны, он был человек незаурядных способностей, живого ума и великолепного дара оратора, который в полной мере унаследовал его сын. Выступления Черчилля-старшего, всегда отличавшиеся неизменным остроумием, были наполнены искрометным юмором, колкими замечаниями и резкими выпадами в адрес противников. Пресса называла его «Рэнди-нахал» 260. Он быстро поднимался по крутой политической лестнице. В 1885 году его назначили министром по делам Индии, а спустя год он возглавил Министерство финансов и стал лидером палаты общин.

Каким политиком был лорд Рандольф Черчилль? «Не лучше, чем отцом, – считает Рой Дженкинс, в свое время также занимавший пост главы Минфина. – У него был талант презирать, способность бросать запоминающиеся фразы, а также сила духа декламировать их, не испытывая при этом страха» 261. Другие исследователи придерживаются схожего мнения 262. Главной фишкой отца Уинстона была идея «демократии тори». Но когда один из коллег спросил его, что он понимает под этой конструкцией, лорд Рандольф откровенно ответил: «По правде говоря, я и сам не знаю. Полагаю, это, в сущности, оппортунизм, умение воспользоваться благоприятной возможностью» 263.

Неудивительно, что с таким настроем пребывание на посту канцлера Казначейства – второй по значимости должности после премьер-министра – оказалось непродолжительным. Всего за полгода лорду Рандольфу удалось настроить против себя большинство членов правительства, включая своего непосредственного руководителя, главу кабинета, человека с длинным именем и огромным влиянием – Роберта Артура Талбота Гаскойн-Сесила, 3-го маркиза Солсбери (1830–1903). Кризис разразился накануне Рождества 1886 года. Черчилль выступил с категоричным заявлением о сокращении военных расходов. Ни Солсбери, ни военный министр Уильям Генри Смит (1825–1891) не собирались ему уступать. Тогда лорд Рандольф не придумал ничего лучше, как начать шантажировать главу правительства своей отставкой. Он написал Солсбери письмо, в котором, ссылаясь на «отсутствие сторонников в кабинете», просил «разрешения оставить свой пост и удалиться на континент» 264. К его удивлению, премьер-министр отставку принял.

Ситуацию еще можно было исправить, но лорд Рандольф сам усугубил положение, придав инциденту публичность. Он открыто опубликовал в The Times свою переписку с главой правительства, надеясь тем самым поднять партию против ее лидера. Он рассчитывал, что Солсбери будет смещен и освободившееся место тори предложат занять ему. Мечту стать первым министром Короны он лелеял уже давно. «Единственный пост, который я хочу занимать, – это пост премьер-министра, – признался он одному из друзей. – Мне нравится быть главным. Я люблю держать бразды правления в своих руках» 265.

Самонадеянность лорда Рандольфа может показаться чрезмерной и даже безрассудной, хотя на самом деле вероятность смены главы правительства действительно имела место. Приняв отставку второго по значимости министра в кабинете, лорд Солсбери оказался в довольно сложной ситуации. Ему потребовалось двенадцать дней (!), прежде чем он смог найти Черчиллю замену. Но все-таки Солсбери сумеет переиграть лорда Рандольфа. Неслучайно профессор Манфред Вайдхорн сравнит британского премьера с фельдмаршалом Михаилом Илларионовичем Кутузовым (1745–1813), который за семьдесят лет до отставки потомка герцога Мальборо наглядно продемонстрировал методы отступления и выжидания, когда сила противника, расширяясь с одной стороны, ослабевает с другой 266.