Дмитрий Медведев - Черчилль. Биография. Оратор. Историк. Публицист. Амбициозное начало 1874–1929

Для репетитора юный Черчилль действительно оказался головной болью. С самого начала он четко дал понять, что изучает лишь то, что ему интересно, и лишь так, как ему удобно. Он любит и будет тщательнейшим образом штудировать историю, но самостоятельно, без опеки и контроля извне. Странный подход для молодого человека, выбравшего себе стезю, где дисциплина занимает одно из важнейших мест. И тем не менее по-другому Черчилль не мог. Иначе он сам был бы другим. Иными были бы и его достижения. Иным было бы и повествование о его жизни.

Черчилль оказался крепким орешком, но и капитан Джеймс не просто так заработал славу лучшего репетира, и в конечном счете его жесткий подход возымел действие. Третий экзамен в Сандхёрст, состоявшийся летом 1893 года, был сдан. Уинстон стал лучшим по истории (1278 баллов из 2000), хорошие результаты получил по математике (1236 из 2000), французскому языку (1233 из 2000) и сочинению на английском (312 из 500). Хуже всего обстояло дело с латинским языком (362 из 2000). Лишь пятеро из тех, кто вместе с ним сдал экзамен, показали по этому предмету еще более низкий результат 591.

Поступив в колледж, Уинстон был на седьмом небе от счастья. «Сэр, рад вам сообщить, что экзамены пройдены, – с гордостью сообщил он мистеру Уэллдону. – Теперь я кавалерист!»

«Я очень рад твоему успеху и глубоко убежден, что ты заслужил его, – поздравит его глава Хэрроу. – Теперь, я надеюсь, ты поймешь, что значит тяжелый труд» 592.

Пройдут годы, и поведение Черчилля, сделавшего своим девизом «Ни один человек не имеет право на лень» 593и «Ни один день не может быть потерян» 594, станет истинным воплощением тяжелого труда. В августе же 1893 года ему хотелось лишний раз доказать себе и отцу, что он способен на многое. Да, он попал в класс кавалеристов, он был четвертым, и ему не хватило всего 18 баллов, чтобы учиться на пехотинца. Но само поступление в военный колледж – разве это не достижение? Конечно, достижение, радовался Уинстон, отправляясь вместе с братом и сопровождающим их преподавателем в тур по Швейцарии. В Люцерне он взойдет на Пилатес («очень интересный» 595) и с гордостью проинформирует отца о взятой им вершине. Тогда он еще не знал, что ему предстоит не только спуститься с горы, но и сойти с небес порхающего упования на землю суровой реальности. Его ждал жесткий отлуп лорда Рандольфа, который, вместо того чтобы поздравить сына с заслуженным успехом, выразит крайнее недовольство. Своей матери, герцогине Мальборо, он с грустью признается: «Я часто говорил тебе, а ты мне не верила: Уинстон обладает ограниченным интеллектом, знаниями и трудолюбием». Результаты поступления в Сандхёрст вызвали у отца Уинстона «глубокое разочарование». Он обвинял юношу в том, что тот не смог добиться большего, несмотря на удовлетворение всех его потребностей и прихотей. Эмоциональное состояние лорда Рандольфа оказалось настолько расшатанным, что он даже не вспомнил, какую школу закончил его первенец – «то ли Итон, то ли Хэрроу» 596.

Но Уинстон еще не знал о реакции отца. Он гулял по местам боевой славы генералиссимуса А. В. Суворова (1730–1800), прошелся по Чертовому мосту на перевале Сент-Готард, после чего сказал, что «никогда не видел столь ужасного места» 597, побывал в Лугано и поразился причудам швейцарской природы: только что находился в заснеженных Альпах с суровым и недружелюбным климатом, и вот уже открываются пейзажи, больше напоминающие Италию, чем родину гельветов 598. Также его путь пролегал через Монтрё и Лозанну, с посещением знаменитого Шильонского замка. В отличие от Байрона, Черчилль не стал оставлять автограф на каменных столбах, гораздо больше его привлек чудесный вид на Женевское озеро, открывающийся из бойниц замка. Большой любитель плавания, он не преминул искупаться, что едва не стоило ему жизни.

Взяв напрокат лодку, он отплыл от берега больше чем на милю, нырнул в воду и принялся с «восторгом плескаться». Стоял прекрасный солнечный день, дул тихий ветерок, глаза радовали роскошные пейзажи. Наплававшись вдоволь, Уинстон вдруг заметил, что лодка удалилась от него уже более чем на сто метров. Ветер стал усиливаться. Над кормовыми скамьями был натянут тент, который, превратившись под порывами ветра в парус, погнал лодку прочь. Наш пловец устремился за ней. Приложив значительные усилия, он сократил расстояние, но лодка продолжала удаляться. Сил, чтобы доплыть до берега, не оставалось. Ему бы отдохнуть, но каждая передышка лишь увеличивала расстояние между ним и лодкой. В этот момент Уинстон отчетливо осознал критичность ситуации. «Я увидел Смерть, – вспоминал он. – Увидел так близко, как никогда. Она плыла сбоку и что-то шептала». Юноша был хорошим пловцом, выступал, и не без успеха, на соревнованиях за Хэрроу. Но теперь он сражался не за призовые места – он сражался за свою жизнь. Огромным усилием воли он рванул так быстро, как позволял уставший организм. Несколько раз ему удавалось подплыть к лодке совсем близко, но она все равно ускользала от него. Наконец, собрав последние силы, он сделал решающий рывок. Вот оно, спасение. Схватившись за борт, он подтянулся и перевалился в лодку с чувством глубокого облегчения. И в этот раз судьба его хранила 599.

Пока Черчилль наслаждался швейцарскими красотами (едва не утонув в Женевском озере), его родители восстанавливали силы в Баварии, на бальнеологическом курорте Киссинген. Там они встретились с семидесятивосьмилетним князем Бисмарком, беседа с которым оставила у леди Рандольф очень приятные впечатления. Она знала о негодовании супруга в отношении результатов поступления их сына и пыталась предупредить Уинстона 600, но то, что должно было случиться, случилось.

Не знающие пощады слова лорда Рандольфа настигли Уинстона в Милане. Впечатления от посещения Дуомо и галереи Виктора Эммануила 601были полностью испорчены.

Письмо начиналось следующими строками: «Я немало удивлен твоему ликованию и торжеству по поводу Сандхёрста. Существовало два пути поступления: заслуживающий уважения и наоборот. Ты, к несчастью, выбрал второй, и, похоже, очень этим доволен». И понеслось – отец обвинял Уинстона в том, что он никогда, ни от одного учителя, ни от одного наставника или репетитора не получал хорошего отзыва о своем сына. Он отчитывал Уинстона за то, что тот всегда плелся в конце, а учеба сопровождалась постоянными жалобами. Он упрекал его в «глупом» зазнайстве, которое привело к «недомыслию» и «провалу». «Я уверен, – негодовал Черчилль-старший, – если тебе не помешать вести жизнь праздную, бессмысленную и бесплодную, ты превратишься в обычного светского бездельника: одного из тех сотен незадачливых выпускников привилегированных школ, которыми кишит высший свет. Если это произойдет, то винить в своих бедах тебе придется только себя» 602.