Иеромонах Макарий Маркиш - На пороге Церкви

Ну а если кто-то усомнится в реальности воздействия нравственного состояния людей на жизнь в целом, тот пускай вспомнит Беслан.

– Существуют ли объективные этические нормы? Ведь у каждого человека свои понятия о добре и зле.

– У каждого могут быть свои понятия о нормах речи и правописания, о литературе и искусстве, об исторических лицах и событиях, о происхождении Земли и Вселенной, о биологии, психологии, медицине… – даже о математике. Но потом мы начинаем учиться, знакомиться с фактами и приводим собственные наши понятия в согласие с объективной истиной – в той мере, в какой эта объективная истина нам доступна на сегодняшний день. Почему же в области нравственности тот же процесс происходит столь неуверенно, с такими трудностями?

«Если бы геометрия вооружалась против наших страстей так же, как нравственность, – заметил когда-то немецкий философ Готфрид Лейбниц, – мы бы не менее ее оспаривали и нарушали, несмотря на все доказательства Евклида и Архимеда, которые называли бы выдумками».

Не надо, однако, думать, что дело совсем уж безнадежно. Господь дает нам средства к познанию объективной истины, хотя в сфере добра и зла средства эти куда более горькие, нежели в точных и естественных науках. Так, например, совсем недавно по историческому счету, в конце XIX столетия, среди образованных, культурных людей были популярны мнения о «полноценных» и «неполноценных» народах и расах. Мало кого при этом беспокоило, что они противоречат христианским нравственным нормам. Наступил век двадцатый и принес с собой такую лавину зла, – вполне объективного, – что философам-моралистам срочно пришлось пересматривать свои теории. То же самое может быть сказано и про множество других нравственных вопросов.

– Работа для меня является настоящим испытанием. Все разговоры сослуживцев – о любовных похождениях. К тому же они не могут общаться без мата. Не знаю, как правильно себя вести. С одной стороны, хочется показать, что я не поддерживаю их интересы, а с другой стороны, не хочется выглядеть заносчивым, тем более сам я далеко не идеален.

– Ваш короткий вопрос уже содержит в себе заготовки ответа. Да, вся наша жизнь – это испытание, но не такое испытание, как проволоки на разрыв (тянуть, пока не лопнет), а такое, как у спортсмена или солдата: чтобы выяснить недостатки, слабые стороны и устранить их. У большинства из нас есть недостатки: либо нехватка терпения и доброжелательности, либо податливость дурным влияниям. А иной раз и оба сразу.

Судя по вашему описанию, работа предоставляет вам идеальные условия для избавления от этих недостатков: что может быть лучше? Но, конечно, и в испытании должна быть мера. Поэтому есть смысл поглядывать по сторонам в поисках новой работы. Помните: трудоустройство – это свободное обоюдно-приемлемое соглашение между работодателем и работником. А у нас его подчас воспринимают как крепостную зависимость.

Прививка от самобытности

Все знают, что такое прививка. Подучая поддельный, фальшивый препарат туберкулеза или оспы, мы теряем восприимчивость к настоящей инфекции. Этим оружием мы защищаем наш организм от многих смертельных врагов.

Однако противник куда более опасный, невидимый враг нашей души, сегодня использует против нас то же самое оружие. Кампания прививок против самобытности – культурной, религиозной, этнической и пр. – ударными темпами распространяясь по всему миру, захлестывает нашу многострадальную землю.

Лживую, поддельную «самобытность» (она же идет в оборот под этикетками «плюрализма» и «толерантности») вводят нам во все части тела шприцами всевозможных калибров. «Российская нация? – Национализм себя изжил… Русский язык? – У нас многоязычное общество… Русская культура? – Позвольте, но есть ведь и ислам… Христианская нравственность? – Не все ее держатся… Брак и семья? – Вы забываете о педерастах… Православие в школах? – Ну, это прямой шовинизм!» Противник рассчитывает вызвать в нас устойчивую реакцию отторжения, чтобы мы утратили склонность и волю к самобытности. И действительно, то и дело приходится слышать: «В интересах глобализации… С точки зрения современности… Требования международного сообщества…»

Но я уверен, что враг просчитался: прививка от самобытности на нас не подействует. Каждый нормальный человек, – а в особенности молодой человек, – получив парочку уколов такого сорта, должен встать во весь рост и сказать во всеуслышание:

– Да! Мы тоже за самобытность, не меньше вашего. Мы и в самом деле самобытные. Наша речь не похожа на газетную заметку, одежда не следует модным журналам, и манеры наши не те, что вы видите в американском кино. Но это мелочи: наша самобытность куда глубже и шире. Ваши увлечения нам чужды, и вам незнакомы наши интересы. Мы не разбираемся в том, что для вас так важно, и вы понятия не имеете о предметах нашей заботы. Ваши радости – не наши радости, и наша печаль не сродни вашим печалям. Мы осуждаем то, что вы любите, и любим то, что вы отвергаете. Мы смеемся над вашими кумирами и поклоняемся Тому, Кого вы ненавидите.

– Могу ли я считать себя православным, если не верю в Бога? Для меня Православие – это в первую очередь нация и культура. Я полюбил Православие совсем недавно – когда прочитал «Историю государства Российского» Карамзина. Но в сверхъестественные силы я не верю. Родители в детстве не научили, а у самого не было повода, чтоб уверовать. Многие люди говорят, что они принадлежат к какой-либо конфессии: но верят ли они вообще? И что такое православная вера? Что в ней главное?

– Как говорил один пожилой священник, если вы не верите в Бога – не унывайте: главное, что Он в вас верит. И это вовсе не острота, не риторический прием опытного проповедника: здесь содержится очень глубокая, исключительно христианская истина.

В 60-е годы прошлого века в США образовалась Ассоциация унитарианцев и универсалистов – одна из несметного множества религиозных групп разных направлений, столь характерных для этой страны. Нам она интересна лишь одним: как отмечают специалисты, принадлежность к ней не требует ни веры в Бога, ни каких бы то ни было верований и убеждений. Ну а все остальные известные религиозные течения ждут от своих последователей веры «во что-то».

Еще сравнительно недавно серьезные мыслители считали возможным противопоставлять веру знанию. Дескать, знание (особенно с эпитетом «научное») – это нечто общеобязательное, в отличие от веры, которая-де остается личной прихотью отдельных граждан. Сегодня ошибочность такого взгляда стала наконец очевидной. Современная теория познания вместе с математикой и логикой, продолжая искания лучших умов прошлого от Платона до Канта, подтверждает: вера есть предпосылка всякого знания, знание без веры не существуети существовать в принципе не может.