Татьяна Терещенко - Симфония по творениям преподобных оптинских старцев. Том I. А–О

Имеете все необходимое и будьте довольны. Господь никогда не оставит вас, детки мои, если вы будете стремиться по силе исполнять Его святые заповеди (прп. Варсонофий, 29).

Нехорошо, когда монастырь богат. Есть на пропитание – и слава Богу. При богатстве забывается Бог, а когда денег-то нет, тогда почаще обращаешься к Богу и Иоанну Крестителю с молитвой (прп. Варсонофий, 32).

Положение Иова – закон для каждого человека. Пока богат, знатен, в благополучии, Бог не откликается. Когда человек на гноище, всеми отверженный, тогда является Бог и Сам беседует с человеком, а человек только слушает и взывает: «Господи, помилуй!» (прп. Нектарий, 20).

Я хочу только сказать, что, и живя в миру, нужно не забывать Бога, не терять общения с Ним, а пока не порвана эта связь, не нарушено Богообщение – жива душа человека, хотя бы и впадала она в грехи. Когда же эта связь порывается, душа умирает. Казалось бы, какое противоречие – душа бессмертна, а я говорю о смерти ее. Поясню примером.

Приезжает ко мне девушка лет девятнадцати. Лета как будто не старые, и говорит, что жизнь потеряла для нее всякий смысл, так как умер человек, которого она любила всем своим существом. Он умер, и она осталась совсем одна…

– Одни… да в Бога-то Вы веру не потеряли?

– Нет, в Бога я верю… но поймите, он умер, кого я любила больше всего в мире.

И в разговоре выясняется, что «умер» надо понимать не буквально, что этот человек жив, но он изменил ей, насмеялся над ее любовью, бросил ее. И для этой девушки он действительно умер, хотя, быть может, они и на улице встречаются, и видит она его.

Так и душа может умереть для Бога, потому что, когда нарушается Богообщение, тогда душа перестает существовать для Бога. Но и такую умершую душу силен Бог воскресить и спасти.

Была у меня здесь одна девушка из купеческой семьи, обладающая колоссальнейшим состоянием. Враг, когда хочет погубить душу, начинает с того, что выкрадывает у нее веру в Бога, чтобы пресечь общение с Ним, – тогда она оказывается целиком в руках его.

И на эту девушку устремил он свои стрелы. Орудием его оказался один человек, молодой по летам, но старый по развращенности и порокам своим. И этого человека полюбила она, а он начал с того, что веру в Бога украл у нее – это ведь так легко: «Кто Его видел? Как можно этому верить?.. Все это только суеверные бредни…» И довел ее до того, что вера стала в ее глазах пустым предрассудком невежественных людей.

Что же было дальше? – Дальше тот же человек заставил ее уверовать в законность свободной любви – и развратил ее совершенно, а потом бросил ее, и она дошла до такого состояния, что чуть не решилась покончить с собой.

Но и такую душу силен спасти Боги, и Он спас эту девушку, так как в душе ее всегда тлела искорка стремления к небу, и какому-то ей самой несознаваемому идеалу. Художница в душе, она очень любила музыку, особенно минорную, и звуки ее навевали ей мысли о Боге. Не любил ее развратитель этого и часто захлопывал насильно крышку рояля, протестуя против этих, как выражался, «телячьих нежностей». Ему, бурсаку по происхождению, присуща была большая грубость. Эта-то грубость вместе с врожденной тоской по Боге, жившей в душе девушки, и спасли ее, – теперь она спасена: приехала она сюда, обновилась душой, а теперь вышла замуж за хорошего человека.

Вот этой-то искоркой стремления к Богообщению и надо дорожить, не давая окружающему мраку погасить ее (при. Варсонофий, 29).

Все то, что приводит нас к любви Божией и смирению, позволительно; но надо знать нам свою меру и не увлекаться в высоту, а особенно при страстном нашем устроении. Думаю, помнишь ты, как один брат говорил старцу, что он зрит всегда Бога, а он ему отвечал: «Блажен, кто зрит грехи свои». И к Пимену Великому пришедший брат, когда вопрошал его о великих божественных вещах или материях, то он молчал и ничего не отвечал, а когда тот, быв вразумлен, стал вопрошать о немощах и страстях, то и он отверз уста свои и благодать Божия излилась; впрочем, нельзя совершенно отречься от таких бесед, но не увлекаться утешениями. Мы ведь и читаем, и поем, а все поучаемся о Боге, о Его Промысле и о заповедях (прп. Макарий, 20).

Бога познавать могут люди по мере того, как будут совершенствоваться еще здесь, на земле, но главным образом в будущей жизни. На небе все бесплотные блаженные духи все время совершенствуются, подражая низшие высшим… Самые высшие духи – это Серафимы, но и они не видят Бога таким, какой Он есть на самом деле, хотя каждое мгновение с огромной быстротой идет их совершенствование, и они подражают Богу насколько им возможно. А Серафимам подражают Херувимы и т. д. Наконец, человек подражает Ангелам. И так друг другу подражая, все стремятся к совершенству, поэтому, познавая Бога, но никогда ни познать, ни увидеть Его не будут в состоянии, ибо Господь Бог есть Существо беспредельное. А все остальные существа, как сотворенные Богом, ограничены. Была одна попытка не только сравниться с Богом, но даже встать выше Него и окончилась тем, что серафим стал ниже всех и приобрел сразу все отрицательные свойства за свою гордость и дерзость (прп. Варсонофий, 20).

В Евангелии говорится, что никто не знает Сына, роме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть (Мф. 11,27). Это значит – никто не может сам по себе познать Бога и Господа нашего Иисуса Христа, иметь правильные понятия о вере в Бога, если не откроет ему это Сам Бог. Никто сам по себе не может познавать волю Божию, путь Господень, иметь правильные понятия о духовной жизни и христианской нравственности, если не научит этому Сам Господь. А научает Он того, кто искренно желает этого и просит об этом Господа, кто оказывается способным и достойным этого научения, кто хранит свою совесть, кто стремится к Свету, кто понуждает себя на всякое добро (прп. Никон, 21).

Что нам, страстным, входить в неведомые тайны и в постановления Церкви, а надо просто повиноваться ей и считать учение ее непогрешительным. Гордый испытует тайны, но таинства открываются смиренным… Считаю излишним страстным нам в море богословия пускаться. Лучше постараемся помаленьку очищать от страстей ум и сердце, тогда сама собой благодать напишет законы свои на чистых скрижалях сердечных (прп. Макарий, 20).

Не наше дело богословствовать; и святой Лествичник, и святой Исаак, и святой Варсонуфий не дозволяют нам об этом любопытствовать и испытывать, а оплакивать свои грехи и очищать страсти (прп. Макарий, 20).

Скорби… везде должны встречать человека; и тем более враги наши душевные наносят их людям, чем более замечают их стремящихся к богоугождению, и в особенности желающих упражняться в молитве, которая для них несносна (прп. Амвросий, 3, ч. 3).