митрополит Антоний (Храповицкий) - Собрание сочинений. Том I

Воззрим же еще раз на Голгофский Крест: вот Он, истинный Глава Вселенской Церкви, вот во что разрешился Его пастырский подвиг! Вот перед Ним вожди иудейского народа: «кому уподобилася еси окаянная душе!» Нет, мы далеки от богоубийц по своему настроению. Но вот еще другой вопрос: И ты был с Иисусом Назарянином (Мк. 14, 67). Такой вопрос ставит нам окружающая жизнь на каждом шагу. Не знаю и не понимаю, что ты говоришь (Мк. 14,68), – так политично отвечаем мы на требования жизни. Но когда Христос воззрел на Петра, то он выйдя вон, горько заплакал (Лк. 22,62). Ныне со Креста взирает Он на нас, Своих служителей и проповедников. Будем же и мы плакать, отцы и братья, о небрежении пастырского служения нашего, дабы через покаяние вновь приблизиться ко Христу, воскресить Его в своем сердце и получить через то новое пастырское помазание: Симон Ионин! любишь ли ты Меня?.. – паси овец Моих (Ин. 21, 17). Пора, пора нам вспомнить, что нам поручена вся Церковь для назидания, весь мир для проповеди, что наше дело – руководить всею жизнью мира на пути к Небесному Царству, что все эти идеалы должны быть нашею пищею (см. Ин. 4,34), нашею жизнью (см. Лк. 1, 75), что мы за забвение их дадим ответ Господу, когда Он придет не умирать за мир, но судить мир. Но и раньше того суда самая жизнь судит нас: паства наша разбежалась по всем горам и долинам мира сего (см. Иез. 34,6) и восстала на нас, да не на нас только, но и ругается и ругается Ему. А мы? Будем ли мы только смотреть, греясь у огня (см. Ин. 18, 25), или будем впадать в отчаяние, как Иуда, или лучше подобно святым женам послужим страждущему Господу, дабы первым Ему поклониться в Его святом воскресении?

Бывает в году несколько дней, когда люди готовы забыть свои житейские попечения и, обращая свой взор к евангельским событиям, вспоминают свое высшее призвание к жизни вечной, вспоминают, что есть на небе Бог, есть на земле между нами невидимо присутствующий Христос, есть правда, есть добродетель. В эти-то немногие дни, каков и день Рождества Христова, к нам, о пастыри Церкви, возвращаются рассеянные по утесам и долинам мира наши овцы! На нас они тогда смотрят и ищут в наших словах, молитвах и делах Христа: «Где Христос рождается?» Откуда же нам взять таких даров духовных, чтобы воспользоваться этим мгновением просвета в нашей тьме и возвышать религиозное настроение дня до постепенного проникновения Христом всей жизни нашего общества и народа?

Но прежде чем кто-либо успеет открыть уста для ответа, он услышит со всех сторон: «Помилуйте, о каком возвышении религиозной жизни может быть речь прежде, нежели правительство улучшит условия нашего-то быта, обеспечит нас содержанием, гарантирует от грубых вторжений светских властей, освободит от светской зависимости и т. д.»

Что сказать на эти возражения? Допустим, что они справедливы, допустим, что внешние условия пастырства у нас неблагоприятны, но все-таки зачем же нам отказываться от тех средств к исполнению нашего долга и присяги, которые доступны нам во всякое время и при всяких условиях нашего быта и государственного положения?

Эти средства заключаются в просвещении собственных наших сердец теми истинами откровения, которые, хотя в некоторые дни года, возвышают дух всего народа над миром и его злобой.

Если мы всмотримся в такие истины, раскрытые нам событиями Рождества Христова, то найдем в них ясное указание самых основных и существенных правил пастырской жизни и деятельности, так что день рождения Искупителя, великий и святой для всех христиан, имеет нарочитое значение для пастырского сознания, и это потому, что Родившийся есть Пастыреначальник и Пастырь добрый, пришедший в мир, чтобы спасти погибшее и просветить сидящих во тьме и сени смертной. «Открылось новое таинство, – говорит свт. Григорий Богослов [21], – открылось новое таинство: человеколюбивое Божие смотрение о падшем через непослушание. Для сего рождение и Дева, для сего ясли и Вифлеем». Какие же истины пастырства можем мы почерпнуть в этом новом таинстве, в яслях и Вифлееме?

Мы видим здесь дивное соединение небесной славы и земного убожества, видим пещеру, но созерцаем и поющих Ангелов; перед собою ясли, но над собою путеводное небесное светило. Не говорит ли все это о том, что и служитель Божий не слишком должен сокрушаться о земном убожестве, общественном и имущественном? Не утешает ли вифлеемская картина скромных тружеников, сельских пастырей, не знавших никогда или забывших навсегда и покой, и сытость, и тепло, и внешнюю независимость? Будут ли скорбеть проповедники Родившегося в яслях о том, что для них нет доступа во дворцы и палаты? Или, напротив, они предпочтут открытые для слова благодати палаты человеческих сердец, куда не могут проникнуть сильные мира ни оружием, ни деньгами? Да и та среда, смиренная и убогая, в которую мы приходим с рождественскою радостью, не ближе ли она к Виновнику торжества, чем всякая другая? О пастырь, не ропщи, что тебе приходится бродить с крестом по лачугам, смотри, не напоминают ли многие из них по своему построению той убогой пещеры, где родился в вышних Живый? Смотри на своих бедных прихожан, не те же ли это вифлеемские пастыри, которым первым благовестил Ангел «радость велию, яже будет всем люд ем»? Ходи же в их пещеры не с огорчением, но с радостью, ищи там Христа, и если обретешь Его, то не будешь жалеть себя ради своего земного убожества, но пожалеешь тех, которые бедны Христом, хотя и богаты миром, которым труднее войти в Царство Небесное, нежели верблюду пройти в игольные уши.

Итак, первая истина пастырства, раскрываемая нам в событии Христова Рождества, заключается в том, что новая благодатная жизнь, которую принес с Собою Господь на землю и которую насаждать в людях мы все призваны, – что она не нуждается ни в какой земной силе и преимуществе, но, напротив, еще свободнее развивается вдали от них: новый человек наш обновляется, по слову апостола, именно тогда, когда ветхий тлеет. Думается, что нет нужды освещать эту истину историческими событиями или всегдашними жизненными явлениями, ибо тех и других так много, что их найти может всякий.

Будем ли мы много сокрушаться о невысоком нашем положении в жизни собственно государственной? Высокое ли место занимает в ней «рождейся Царь иудейский»? Чудесное сочетание государственной зависимости с предвечным Божиим советом мы находим в повествовании о месте Христова рождения. Август Кесарь, руководясь своими чисто мирскими видами, издает «повеление написатися вселенной». Что значит с внешней точки зрения перед этим, замечательным во всемирной истории событием то явление, что маленькое семейство бедных провинциальных евреев вслед за многими миллионами подданных Рима идет «записатися во свой град», Вифлеем? А между тем здесь разрешился главнейший указ и смысл существования всех миров, осуществилось слово Божие, сказанное за тысячу лет через пророка, и явился Тот, перед Которым не только весь Рим, но и весь мир ничтожнее пылинки. Проповедники Христовы! На то ли нам жаловаться, что общественное положение наше не высокое, зависимое, и оправдывать этим свое пастырское нерадение, или ликовать о том, что через нас действует на мир та Сила Божия, то Слово, коим «небеса утвердишася», которое было в начале, которое было у Бога, в котором была жизнь и свет человекам, просвещающий всякого грядущего в мир? Будем ли мы подобно папистам домогаться государственных преимуществ и ради них забывать дело Божие или скорее потщимся подражать апостолам, святителям и преподобным, из коих большинство считалось в самом низком сословии, и если возвышалось, то большею частью ненадолго? Будем ли и при улучшении нашего мирского положения гордиться перед «худородными мира сего» или нисходить братски в условия их жизни, как и Господь, сошедший с небесных престолов и приявший зрак раба, чтобы «искушаемым помочь» (см. Евр. 2, 18)? Вот в чем, стало быть, заключается второе назидание Родившегося для пастырей Его Церкви: такое или иное общественное положение наше не может иметь существенного значения для явления миру божественного Слова. Но чему еще третьему научают нас волхвы, «звездам служащий и звездою научившиеся кланятися Солнцу правды?»