Андрей Кураев - «Мастер и Маргарита»: За Христа или против? 3-е издание

…Однажды в Интернете появится текст булгаковского романа, набранный двумя цветами. Многие фрагменты будут выделены голубым. Так в сети принято помечать ссылки. Нажмешь на голубое слово – и откроется другая страница, где будет сказано нечто важное для понимания первого текста и не умещающееся в подстрочное примечание. Но если в классическом тексте нет ясно выделенных гиперссылок – то искать их, равно как и аллюзии и скрытые и прямые цитаты, приходится читателю под свою ответственность и, конечно, в меру своей эрудированности.

Многие места «Мастера и Маргариты» нуждаются в таком раскрытии. И одна из первых очевидных гиперссылок, взывающих: «Раскрой меня!» – это упоминание «шестого доказательства».

Удивительно, что ни один булгаковед не заинтересовался вопросом о том, за что же собственно Канту грозили Соловки. Даже в «булгаковской энциклопедии», где Канту посвящено семь колонок, его доказательство снова лишь упоминается, но не излагается.

Хуже того, атеистические школьные учебники попросту нагло и беззастенчиво морочат 86детям головы. Они не стесняясь врут, будто «Достоевский понимал Бога не как чудотворца, а как проявление высшей нравственности, категорического императива, как называл это Кант» 87.

Ну зачем Достоевского в «бесы» записывать? Ведь подобное «богословие» Достоевский влагал именно в уста «бесов»: «В Бога учитель наш веровал. “Не понимаю, почему меня все здесь выставляют безбожником? – говаривал он иногда, – я в Бога верую, mais distinguons, я верую, как в существо, себя лишь во мне сознающее”», – говорил Степан Верховенский о своем учителе (Бесы. 1, 9).

И Кант не сводил Бога к «проявлению высшей нравственности». Бог Кантом полагается настолько выше мира людей, что для Канта из этой запредельности Бога следует ненужность обрядов и молитв: ведь человеческие действия могут влиять только на то, что находится в этом мире, а не за его пределами… Для Канта Бог не «нравственный закон», а Законодатель этого закона 88. По отношению же к материальному миру Бог Канта – Творец: «Высшая причина природы, поскольку ее необходимо предположить для идеи высшего блага, есть сущность, которая благодаря рассудку и воле есть причина (следовательно, и творец) природы, то есть Бог» 89.

Для Канта не Бог есть «проявление нравственности», а ровно наоборот: в существовании нравственности он видел проявление Бога. Бог – выше нравственного опыта человека. Человеческий нравственный опыт есть лишь окошко, просвет в мире обыденной несвободы, позволяющий увидеть Нечто гораздо более высокое. Само существование нравственности есть лишь указатель на существование человеческой свободы, а вот уже факт нашей свободы есть указание на то, что мир не сводится к хаотической игре атомов.

Подробнее ход кантовской мысли будет изложен в Приложении. Основное в кантовской конструкции – обнажение логически необходимой связи между человеческой свободой и существованием Бога. Если нет надкосмического Бога, то непонятно, как человек может быть свободен в космосе, насквозь и накрепко прошитом причинно-следственными нитями.

Воланд не одобрил этого доказательства. Ему вообще не по нраву человеческая свобода. Вся история появления Воланда в Москве – это обнажение коренной несвободы людей. Да и как быть этой свободе у тех людей, которые сами перерезали пуповину, соединяющую их с миром Высшей Свободы?

Когда Булгаков только приступил к работе над романом, то первая же его глава носила название «Шестое доказательство» 90. О кантовском доказательстве тогда еще Булгаков не упоминал. Так в чем же состояло шестое доказательство, ставшее седьмым и не связанное с Кантом? В явлении Воланда и его власти.

По точной формуле архиепископа Иоанна Шаховского: «Первой целью своею Зло ставит сокрытие себя» 91. Но в романе Булгакова табу на примечание этого Зла снято.

Дьявол выписан столь живо и реалистично, что Д. С. Лихачев как-то заметил, что после «Мастера и Маргариты» по крайней мере в бытии дьявола сомневаться нельзя. Во вполне конкретную московскую «мозаику жизни» вписан дьявол. «Шепот “Нечистая сила…” слышался в очередях, стоявших у молочных, в трамваях, в магазинах, в квартирах, в кухнях, в поездах, и дачных и дальнего следования, на станциях и полустанках, на дачах и на пляжах…

Но факт все-таки, как говорится, остается фактом, и отмахнуться от него без объяснений никак нельзя: кто-то побывал в столице. Уж одни угольки, оставшиеся от Грибоедова, да и многое другое слишком красноречиво это подтверждали» (эпилог).

Дьявол играючи опровергает всех атеистов. Он не боится советской милиции и пулеметов. С его реальностью охотно примиряется сознание читателя.

Воланд есть. И все же он не всемогущ.

Значит, должно быть что-то, что сильнее его и добрее его и что может его сдержать. Что это может быть? Кто?

Виктор Цой эту формулу дал в таком виде:

Если есть стадо – есть пастух.

Если есть тело – должен быть дух.

Если есть шаг – должен быть след.

Если есть тьма – должен быть свет.

Такой ход мысли можно проиллюстрировать еще двумя примерами.

В конце 20-х годов по России распространился следующий анекдот.

В школе у первоклашек учительница проводит урок по атеистическому воспитанию. Она пояснила детям, что Бога нет, что его попы и буржуи придумали, чтобы им было легче рабочий класс эксплуатировать. В конце урока следует закрепление пройденного материала. Учительница спрашивает малышей: «Ну что, дети, все поняли, что Бога нет?» Ребятишки подтверждают: «Поняли!» – «А теперь, дети, сложите ваши пальчики вот так (учительница показывает фигу) и поднимите ваши руки кверху!» Все дети это делают, и только один мальчик остается сидеть как прежде. – «Ванечка, а ты почему руку не поднял?» – «Так, Марьванна, если там никого нет, то кому мы все это показываем?!»

На философском языке сюжет «Мастера и Маргариты» изложил Н. А. Бердяев. По его мысли, именно из неизмеримого могущества зла в мире следует бытие Бога. Ведь если зла так много и тем не менее встречаются редкие островки света – значит, есть что-то, не позволяющее «тайфуну зла» переломить «тростники добра». Есть какая-то более могущественная сила, которая не позволяет океанскому прибою размыть прибрежные пески. У сил добра, столь редких в мире сем, есть тайный стратегический резерв – в мире Ином. Небесконечность могущества зла есть доказательство бытия Бога…

«Обращаясь к русскому человеку, сильно прополосканному в разных щелочных растворах материализма (но вследствие этого особенно чуткому к высшей действительности), и думая о всяком человеке, Булгаков советует не забывать святых слов, оканчивающихся: “…и избави нас от лукавого…” С шекспировским блеском его книга открывает подлинную ситуацию человека, еще находящегося в области Понтия Пилата» (архиеп. Иоанн Шаховской) 92.