Ксения Зубарева - Мы не свои во времени своем

Мы сами беду накликали,
Сжимая перо и кисть.
И шепчет толпа безликая:
«Ну, что же ты? Отступись!»

Мы можем ходить по краю, но
Проторенного пути.
И стыд пополам с раскаяньем
На узких плечах нести.

Дано нам от боли корчиться,
Взирая на эту жизнь.
И просит толпа – притворщица:
«Ну, что же ты? Отрекись!»

Мы можем заснуть под звездами
И даже проспать рассвет,
Но вот в чем вопрос: не поздно ли
Проснуться на склоне лет?

Да, мы не в ладах с законами
Трехмерья, где вязнет мысль.
И жаждет лицо знакомое:
«Ну, что же ты? Оступись!»

Вот совесть с лицом охранника
Устало промолвит: «Зря!
Оставь горизонты странникам,
Поэтам и бунтарям!

Свободою не поделишься,
Печаль приумножит век.
Чего же ты ждешь, надеешься,
Мой добрый «сверхчеловек»?

…А мы берега НЕродины
Оставили, помолясь.
Довольно ходить в юродивых
И втаптывать гордость в грязь!

Ухожу по своим же следам,
А с небес слышен глас: «Аз воздам!»
Кто уснул, тех уже не разбудим.

Уворачиваясь от плевков,
Как от снайперски – зорких стрелков,
Понимаем: целее не будем.

Или уши нам ватой заткнуть?
Или некогда выбранный путь
Поменять на бетон пьедестала?

Даже если дерзнуть и посметь,
Впереди все одно – та же смерть.
И от этого легче не стало.

Указатели сбиты в пути.
Но от нашей осмысленной роли,
Как от резкой осознанной боли
Никогда никуда не уйти.

Я – Степной Волк на исходе голодной весны.
Мысли читаю, а помыслы мне не ясны.
Или же Тигр, испещренный полосками лжи…
Тигру, что волку, мы знаем, в неволе не жить!

Звери решают вопрос, неподвластный уму:
Лучше убитому быть иль убить самому?
Правда, как нож, проникает в сознания щель,
И возникает вопрос: а живем ли вообще?

Не поиграешь ни с кармой, ни с долей – судьбой.
Смерть не страшна. Быть убитым спасенным тобой,
Вот что изранит сильнее клинка и огня,
Вот что порой из седла выбивает меня!

«Это не родина!», – скажет Седой Господин.
«Веришь в собратьев и в силу меча, паладин?
Но почему же, ответь, не тебе одному
Хочется морду задрать и повыть на луну?

Ты возвращаешься вновь на планету людей,
Мудрый учитель, носитель великих идей!
Но ожидает тебя изумления миг:
Снова за школьною партой плохой ученик!»

Как же спасти от бесчестья мне душу мою?
Я ведь в доспехах ложусь и в доспехах встаю.
Но не от лезвия бритвы, не с пулей в виске,
Словом навылет пробитый лежу на песке!

Люди проходят, печальный подводят итог:
Нет у него ни любви, ни друзей, ни дорог…
Я ж по забытым друзьям не томлюсь, не грущу,
К дьяволу душу свою – не хочу, но тащу!

Не надо слова «как-будто»,
Ни в чем сомневаться не надо:
Ты видел сегодня утром
Белую Колоннаду.

Не за семью горами,
Не в мире потустороннем,
В проеме между домами,
Вдали от глаз посторонних.

Ты шел лабиринтами улиц,
На странника чуть похожий.
От майского солнца щурясь,
Такой, как и я, прохожий…

А люди спешили мимо,
Позвякивали монеты.
Наживы жаждой томимы
С рассвета и до рассвета.

А ты все шептал: «Смотрите…», —
Но был в неверии стоек
Слепой и бесстрастный зритель,
Бетонный рай новостроек,

Где будут зачеркнуты лица
Одним движением ночи.
Где чудо не повторится
Для тех, кто верить не хочет…

Не надо слова «как будто»,
Ни в чем сомневаться не надо!
Мы вместе видели утром
Белую Колоннаду!

И пальцы ледяные
Согрела нежданная встреча.
Так, значит, теперь – родные?
И это уже навечно…

Я стою посредине большого двора.
Что таить: принимают меня «на ура».
Мол, в тузы и в ферзи выбиваться пора,
Ну, а мне надоела вся эта игра.

Я вокруг оглянусь, и в который уж раз
Холодком полоснет недоверие глаз.
Только слышу, твердят, чтоб продолжил рассказ:
«Ну-ка, что ты еще нам откроешь про нас?»

Мне пророчили славу, шепча за спиной:
«Ну а, может, он просто душевнобольной?»
Это правда, что, занятый мыслью одной,
Я ходил по дороге другой стороной.

Но бывает, такая идет полоса,
Когда жизнь у тебя, как у гончего пса.
Для себя самого не урвать полчаса,
А вокруг так хотят посмотреть «чудеса».

Так послушай совет: упаси тебя Бог,
Хоть нечаянно высказать несколько строк.
Потерпи, запасайся молчанием впрок,
А не то докажи, будто ты не пророк!

У людей повелось с допотопных времен
И входило в обычаи разных племен,
Что кумиру и идолу били поклон,
Но в душе стереглись стать такими, как он.

…Мы пытаемся крикнуть в мирской тесноте:
«Времена изменились и люди не те…»
Нет! Опять кто-то плавно парит в высоте,
А назавтра другого несут на щите.

Что ж, себя на последний рывок сберегу,
Распрощаюсь с последним своим «не могу»
И уйду, ни следа не оставив врагу
На предательски чистом, холодном снегу.

Только правду не спрячешь меж слаженных строк,
Да и незачем. Все понимают намек.
Улыбаются, будто бы им невдомек,
Ну а сами твердят поперек, поперек.