Андрей Мороз - Народная агиография. Устные и книжные основы фольклорного культа святых

К области народной агиографии мы не относим те устно бытующие агиографические нарративы, которые распространены в среде «церковных людей», то есть, по определению А. Тарабукиной, людей, бóльшую часть времени проводящих в церкви и молитве [Тарабукина-1999, 186]. Эта среда, сформированная преимущественно городским населением, но в которую вполне могут входить и жители деревень, представляет собой замкнутое сообщество, со своей собственной культурой, опирающейся преимущественно на письменные источники, однако не закрытой и для фольклорных заимствований, когда они содержат дополнительную информацию на интересующие темы. В отношении агиографических нарративов, бытующих в этой среде, можно сказать, что они базируются главным образом на житиях святых, но фольклорные легенды, связанные с конкретными святынями и бытующие в местах их почитания, также занимают важное место в корпусе пересказываемых текстов. Агиографические нарративы в среде «церковных людей», их характер и сюжетный состав, законы существования, тем не менее, заметно отличаются от текстов фольклорных в узком смысле этого слова и составляют предмет особого исследования.

Фольклорные тексты, содержащие сведения о святых и отражающие их культ, принадлежат к разным жанровым группам и обычно изучаются порознь, в составе других текстов того или иного жанра [например, Шеваренкова-2004]. Действительно, что, казалось бы, общего между христианскими легендами, даже в самом широком понимании этого жанра как сюжетного повествования религиозного содержания, рассказом о посещении святого источника и календарными приметами? В жанровом отношении ничего, однако если во всех трех видах текстов упоминается имя святого, они оказываются включены в единую систему, обслуживающую народные представления о святых и их почитание. В этом смысле календарная паремия о том, что Илья пророк два [часа] уволок , запрет работать в Ильин день, чтобы молния не зажгла стога сена, почитание Ильинских источников и деревьев, поверье о том, что молнии – это стрелы, которые пророк, ездящий по небу на колеснице, мечет в дьявола, и легенда о суровом Илье, желающем наказать мужика за недостаточный пиетет, и добром Николе, спасающем крестьянина от гнева страшного святого, образуют единый комплекс сведений о святом и мотивируют различные формы его культа. Именно связь этих текстов с почитанием святых выделяет их в особую группу.

Таким образом, круг народных агиографических текстов не ограничивается границами одного жанра – напротив, можно говорить о целом наборе разных жанров, которые в большей или меньшей степени отражают агиографические сведения. К числу таких относятся легенды, со всеми смежными жанрами (легенды-предания, легенды-былички) [2] Дабы не вдаваться в дальнейшую дискуссию на тему сущности и жанровых границ легенды, которая лишь уведет нас от предмета исследования, ограничимся тем, что примем рассмотренное выше понимание Ю. М. Шеваренковой [Шеваренкова, 20-80]. , паремийные тексты (пословицы, поговорки), в особен ности тексты паремийного характера, приуроченные к календарным датам – праздникам в память святых (пословицы, поговорки, приметы), духовные стихи, календарные песни с упоминанием святых или календарных праздников в их память, заговоры и молитвы.

Еще один важный для народной агиографии жанр – это поверье, которое мы понимаем расширительно. Этим термином в современной фольклористике и этнолингвистике принято обозначать «вербально оформленные демонологические представления» [Виноградова-2004, 10]. Основное отличие поверий от быличек в отсутствии сюжета [Там же, 13], соответственно, поверье передает информацию общего характера, не применяя ее к конкретным ситуациям, персонажам, времени и месту, объясняя, кто такие демонологические персонажи, как следует и как не следует поступать, дабы не навлечь на себя их гнев, какие в этой связи существуют запреты и предписания. «Сфера бытования текстов демонологических поверий «ограничена специфической коммуникативной ситуацией»: их пересказывают чаше всего при контактах с “чужими” (в ответ на опросы собирателей) либо с целью обучения членов своего коллектива, прежде всего – детей, правилам соблюдения запретов и взаимоотношения с персонажами нечистой силы» [Там же]. В сущности, это определение не должно ограничиваться демонологическими персонажами и вполне может быть расширено на всю сферу «иномирного», потустороннего, поскольку вне зависимости от оценки и отношения все сверхчеловеческие персонажи одинаково требуют особого отношения и соблюдения этикетных норм. В этом смысле различия между демонологическими и сакральными персонажами минимальны и ограничиваются в основном книжным происхождением сведений о последних. Итак, бессюжетные повествования о том, кто такие конкретные святые (в частности, ответы на прямо поставленные вопросы, кто такой святой Х, как и почему ему следует поклоняться и т. п.), чем они сильны и как следует их почитать, мы будем называть по аналогии с такими же текстами о персонажах народной демонологии поверьями.

К сфере народной агиографии можно также отнести и несколько категорий текстов, обычно не принимаемых к рассмотрению, таких как народно-этимологические интерпретации имен святых и названий календарных праздников, описания икон, пересказы житий святых и т. п. Сербская исследовательница М. Детелич замечает, что при малом количестве и строгих рамках фольклорных жанров сюжеты и образы, проникающие из книжности, активно занимают промежуточные, межжанровые зоны, которые она называет «серыми зонами» фольклора (сиве зоне народне кмижевности) [Детелић, 124].

Книжное влияние на традиционную культуру крайне заметно: письменные тексты, в первую очередь те, которые воспринимаются как сакральные (канонические и апокрифические тексты Священного Писания, жития святых, молитвы), их пересказы в конечном итоге трансформируются в фольклорные тексты, будучи многократно пересказываемыми, причем, как правило, в определенных, типовых ситуациях. Пересказы книжных текстов, осуществленные носителями традиционной культуры, становятся ее частью и начинают жить по законам устного фольклорного нарративного текста. При этом следует иметь в виду, что часто мы имеем дело не собственно с пересказами первоисточников, а с пересказами пересказов, пересказами пересказов пересказов и т. п. Посредническими звеньями могут выступать такие авторитетные источники информации, как священники, учителя, а в современном мире еще и радио, телевидение, пресса. Почерпнутые из этих источников сведения не подвергаются критической оценке, а понимаются как a priori достоверные. Это, впрочем, не препятствует их невольному искажению и подгонке содержания и формы текста под фольклорные стереотипы [Рыко; Каспина-2006; Фадеева; Мороз-2002а]. Пересказами житийных текстов постоянно пополняется корпус легенд, служащих основным источником агиографических сведений. Однако далеко не всегда пересказ книжного жития становится легендой, для многих пересказов характерна «инкорпорированность в обыденную речь и обусловленность характеристик ситуацией общения», которая ставит рассматриваемые тексты вне жанровой системы фольклора и «заставляет пересматривать принципы выделения границ текста и четкого определения его жанровой принадлежности» [Махонина, 12]. Исследование этих периферийных для фольклористики и чуждых для агиографии и литературоведения текстов открывает важные стороны народного почитания святых и показывает некоторые существенные аспекты его формирования.