Евгений Гаврилин - Первая площадка (полигонные зарисовки)

Одним из направлений этого разрушительного процесса, воздействие которого я испытал на себе прибыв в часть, было формальное, если не сказать наплевательское, отношение к молодым офицерам, начинающим армейскую службу. Действительно, попробуйте оценить состояние молодого офицера, только что прибывшего в часть и побеседовавшего с командиром полка. Что ему говорят. С жильем помочь не можем, единственно чем располагаем, так это комнатой для приезжих из радиолокационных рот офицеров, в которой две кровати. Ни совета, ни рекомендаций, каким путем можно найти жилье и как устроиться человеку, который впервые в этом городе, совершенно не в курсе ситуации и порядков в нем, да и в полку тоже. Комната для приезжих представляла собой каморку площадью метров девять. Две кровати практически всегда были заняты командированными, так что, чуть задержишься, на твоей кровати уже кто-то спит. Где ночевать? Идешь в казарму на свободное место, хозяин которого в этот момент находится на дежурстве.

С этими ночевками в казарме, кстати, связан один очень интересный эпизод. По прошествии некоторого времени, когда я уже пообвыкся в полку, появились товарищи и друзья, в командировку в полк приехал один мой друг, старший лейтенант Кореньков Петр Петрович. Петр служил в радиолокационной роте недалеко от Батуми. Я у них познавал азы боевого дежурства. Там мы с ним познакомились и подружились.

Так вот, этот Петр Петрович, приехав в полк, не успел закончить в один день дела и решил заночевать. Поскольку места в нашей ночлежке были уже заняты, я ему предложил отправиться со мной в солдатскую казарму. Он согласился. Устроились рядом на солдатских кроватях, лежим в полудреме и потихоньку разговариваем. Я лежу на боку, повернувшись лицом к Петру, а он – на спине, и на фоне окна мне отчетливо виден его профиль. Вдруг вижу, по одеялу Петра бежит мышь. Она шустро пробежала по его накрытому одеялом туловищу, прошмыгнула по лицу и куда-то соскочила. Петр онемел от ужаса. Немая пауза длилась секунды две-три, затем ночную тишину расколол рев Петра Петровича. Дико крича, он вскочил с кровати, начал плеваться и нещадно материться. Вся казарма проснулась, я пытался его успокоить, но это только подливало масла в огонь. С великим трудом удалось Петра угомонить, но спать он отказался наотрез. Мы вышли на улицу, посидели, Петя успокоился, и мы пошли «добирать» остатки сна. Спустя сорок лет мы неожиданно встретились уже в Тарасовке. Оказалось, что он давно на пенсии, живет недалеко, в нашем же районе, в городе Пушкино, прочитал как-то в местной газете заметку про меня и нашел. Первое, о чем он меня спросил, а помню ли я, как в казарме по его лицу и губам пробежала мышь. Посмеялись. Эпизод, конечно, смешной, но и грустный одновременно. Прослужив более тридцати лет в нечеловеческих условиях, Петр уволился из армии в звании майора, здоровья нет, с женой в разводе, в душе пустота и страшная апатия. Таких вот веселых эпизодов с очень грустным окончанием в жизни было предостаточно.

Я продолжал осваивать армейскую службу. Это действительно была специфическая учеба в своеобразном «армейском университете». Специфичность учебы состояла в том, что теоретически по специальности, конечно, я подготовлен был весьма прилично. Достаточно сказать, что в полку я был единственный инженер с высшим образованием (если не считать заместителя командира полка по вооружению). Это, с одной стороны, давало несомненные плюсы: мне значительно проще было осваивать материальную часть. С другой стороны, были и несомненные минусы, правда, иного, морально-этического характера (типа «мы академиев не кончали»). Порой бывало обидно, но это все же несмертельно. Тем более что у нас в службе вооружения были профессионалы высочайшего уровня, в большинстве своем – настоящие офицеры и исключительно порядочные люди. С особой теплотой и уважением я вспоминаю Валентина Ярмоловича. Он занимал должность инженера полка. Наблюдать, как он работает, было истинное наслаждение. На вооружении в полку в то время состояло более трех десятков радиолокационных станций самого различного типа и назначения. Надежностные характеристики их были не очень высокие, они часто ломались и выходили из строя. С утра до поздней ночи, а зачастую и ночью шли звонки из радиолокационных рот с просьбами о помощи. И эту помощь обеспечивал Валентин. Казалось, он знал наизусть все принципиальные схемы всех локаторов, поскольку, выслушав сообщение и задав несколько уточняющих вопросов, он однозначно, с некоторым налетом сарказма, говорил ждущему помощи, куда ему необходимо «залезть», какой элемент заменить и как проверить после этого работу станции. Буквально через минуты раздавался звонок, и радостный голос совсем недавно терпевшего бедствие докладывал, что все в порядке и радиолокатор снова введен боевой режим. Валентин пользовался всеобщей любовью и уважением. А если к этому еще добавить, что у него к тому времени была красавица жена и очаровательнейший шпаненок – сын Вовка, то можно представить, насколько эффектно смотрелась эта семья. Много десятков лет спустя мы с Валентином встретились вновь, и должен сказать, что, несмотря на прожитые непростые годы, он остался таким же обаятельным, добрым и очень симпатичным человеком. Слава Богу, что на земле есть такие люди!

Но обучение мое проходило не только по части ремонта и эксплуатации вооружения. Заниматься приходилось всем. Строить, доставать строительные материалы, месяцами ездить старшим машины. Принцип «салага есть салага» действовал во все времена и, наверное, действовать будет, по крайней мере в нашей армии, еще долго. В той связи весьма показателен один эпизод, который произошел со мной, когда я осваивал «искусство» старшего машины по доставке гравия из устья реки Чорох в расположение полка для строительства погрузочно-разгрузочной площадки. Однажды, загрузившись гравием, мы возвращались в расположение полка. Отъехав недалеко, увидели впереди небольшую отару овец, которую гнал пастух. Стали потихоньку объезжать ее с левой стороны почти по обочине дороги. Едем осторожно и очень медленно, не более пяти километров в час. Как только машина поравнялась с отарой, пастух кнутом со всей силы бьет крайнюю овцу, и та от боли шарахается прямо под колеса нашей машины. Водитель мгновенно тормозит, машина останавливается практически сразу, но какой-то путь (не более тридцати – пятидесяти сантиметров) все же проходит. Этого оказывается достаточно, чтобы бампер машины слегка овцу задел. Овца падает. Пастух подбегает, берет ее на руки и начинает вопить истошным голосом. Откуда ни возьмись, как по волшебству, набегает толпа грузин, все горланят по-своему, машут руками и демонстрируют неподдельную агрессию. Понять ничего невозможно, пытаюсь как-то объяснить ситуацию и доказать нашу невиновность. Как оказалось позже, это было не доказательство невиновности, скорее, это была демонстрация моей наивности. И довольно скоро я это понял, так как очень быстро появился военный автоинспектор в звании капитана и все популярно мне объяснил, предварительно отобрав права у моего солдата-водителя. Оказывается, я попался на стандартной ситуации, которая специально организовывалась местными с нами, военными. Пастух бил изо всей силы овцу, та попадала под колеса автомобиля, и вот вам: налицо в чистом виде бесчинство по отношению к местным жителям – одно из самых тягчайших преступлений в то время в нашей стране, пропитанной дружбой народов. Просветив меня, капитан на прощание сказал: «Попробуй с ними договориться, иначе мы лишим прав водителя». С тем и убыл. Пошел я договариваться с аборигенами. Говорю: «Ну, что вы хотите?» «Заплатите за овцу», – говорят. «Сколько?» – спрашиваю. «Восемьсот рублей», – говорят. «Да вы что, корова дешевле стоит!» Договорились на пятьсот, хорошо, что в этот день у меня как раз была получка и деньги были со мной. Как только я расплатился, толпа мгновенно исчезла. Приехали в комендатуру, капитан смеется: «Уладил?» Отвечаю: «Уладил». «За сколько?» – спрашивает. «Пятьсот», – отвечаю. «Дороговато, – говорит, – но все равно молодец, а то бы шуму было много». Вернул права водителю, тот потом благодарил меня здорово. Он ведь был водитель второго класса и через месяц уже увольнялся из армии. Лишение водительских прав грозило ему большими сложностями с трудоустройством на гражданке. В части надо мной офицеры подтрунивали, наверное, недели полторы. Каждый обязательно интересовался, сколько заплатил, где баран и когда шашлыки будем жарить. Узнав, что барана я не взял, картинно вздыхая, сетовали, что нужно было бы барана забрать.