Рене Аллио - Недостойная старая дама

Шарль.Но это должно было быть только первым этапом! Тогда у них не было выбора!.. Но сейчас оставаться вам здесь — все равно как если бы старик и совсем никуда с места не трогался! Вы сидите здесь между двумя стульями!

Задетый за живое, Пьер вскакивает, но сразу берет себя в руки и начинает раздеваться, срывая злость на рубашке, которую с яростью отбрасывает.

Пьер.Черт подери!

С помощью Виктории мадам Берт превращает столовую в спальню. Они сняли с дивана матрас, положили его на пол. Стол с наваленными на него пальто и раскрытыми чемоданами отодвинут к стене.

В доме тишина, в полутьме слышится лишь хруст расстилаемых крахмальных простыней. Свет в столовую проникает из кухни. Роз с маленьким Люсьеном уже спят глубоким сном, сейчас чем-то похожие друг на друга. Над ними склоняется Виктория. Остановившись в двери, Альбер смотрит на мать.

Альбер (голос его вдруг зазвенел ). Мама…

Виктория.Тише!

Мадам Берт (обернувшись в его сторону ). Ну что ж, Альбер, продадим типографию. Все-таки помещение, материалы, машина…

Альбер( шепотом, но с горячностью) . А меня возмущает одна только мысль продать оборудование, на котором работал мой отец! Я тебя не понимаю, Берт!.. Не понимаю!

Мадам Берт спокойно смотрит ему в глаза, и Альбер не выдерживает ее взгляда.

Но тут врывается Симона. Полы ее широкого халата развеваются, нос все еще оседлан очками.

Симона (громким шепотом, Альберу) . А кто будет вести типографию? Вы, Альбер?

Альбер побежден.

Сидя у смертного одра отца, Гастон задремал. В комнате темно, и слышится лишь мерное дыхание, со свистом вылетающее из груди спящего.

Мадам Берт, тихонько войдя в комнату, грустно смотрит на покойного мужа и спящего сына.

Шарль и Пьер, в пижамах, сидят с Альбером в кухне за столом. Мадам Берт подает им только что поджаренную яичницу. Они молча начинают есть, а старуха хлопочет, предлагая то хлеб, то соль, то перец, то уксус. И, только уверившись наконец, что она все подала, мадам Берт подходит к раковине и принимается за стирку какой-то мелочи (скорей всего, это тонкое белье Симоны). Но тут в дверях появляется сонный, с помятым лицом Гастон. Шарль и Пьер подвигаются, освобождая ему место, и Гастон тоже присаживается к столу.

Мадам Берт, вытерев руки, подходит к шкафу, достает тарелки, нож и вилку и ставит перед Гастоном прибор. Потом берет сковороду, выливает на нее два яйца и ставит ее на плиту.

Вошедшая в эту минуту Симона подходит к раковине и, узнав свои вещички, направляется к плите, где мадам Бертини жарит яичницу.

Симона.Ну зачем это вы, Берт?! Гастон, как гы можешь заставлять маму тормошиться?! В такой день?!

Все четверо мужчин повернулись в сторону Симоны и удивленно, ничего не понимая, смотрят на нее.

На веревочке над раковиной развешано выстиранное белье. Мадам Берт и Симона вышли, а мужчины все еще сидят за столом, но ест только один Гастон. Приборы остальных отодвинуты, а перед Аль-бером снова разложены деловые бумаги.

Альбер( Гастону, негромко, но очень убежденно). А почему бы и нет?! В конце концов, в доме помещалось и больше народу! Если Ганди соглашается остаться, значит, это возможно! Вполне возможно!

Гастон отвечает не сразу. Кусочком хлеба он тщательно подчищает тарелку, съедает хлеб, закуривает сигарету и наконец, удобно развалившись на стуле, начинает вещать.

Гастон.Я тебе сразу скажу, Альбер, конечно, я тебя понимаю. Я ведь не круглый дурак! И знаю, в какой убогой квартирке тебе приходится ютиться со всей семьей! Разумеется, вы очень, очень стеснены! Я ведь тоже к чему-то стремился и как будто чего-то достиг. Но всегда надобно, прежде чем принимать решение, спросить себя, разумно ли это? И осуществимо ли? Ведь ты пойми, взять в свои руки типографию — это значит обременить себя долгами! А обзавестись долгами — это еще не все! Их надо платить! Вот я тебя и спрашиваю, мало тебе своих долгов за грузовик?! Я уж не говорю о том, что ты мне должен! Такой бестактности я бы себе, конечно, не позволил… тем более что два-три месяца я могу еще и подождать. Но ведь, если память мне не изменяет, у тебя еще не меньше дюжины неоплаченных счетов. (Кладет недокуренную сигарету на край тарелки, вынимает из кармана записную книжку и что-то проверяет,)

Входит мадам Берг и начинает убирать со стола.

Гастон.Транспортное дело сейчас не очень выгодно — слишком велика конкуренция. Уж кому-кому, а мне ли этого не знать! Раз в неделю по крайней мере один грузовик из пяти простаивает у меня в гараже. Так что…

Опешив, Альбер пристально поглядел на брата, но сразу берет себя в руки и меняет тему разговора, кивнув в сторону матери, приготовившейся мыть посуду.

Альбер.Но мы же все-таки не оставим мать б полном одиночестве!

При этих словах мадам Берт оборачивается, собираясь что-то сказать, но тут слышится звонок входной двери.

Мадам Берт.Это Робер!

И в первый раз ее лицо осветилось настоящей радостью.

И снова все столпились в коридоре. Поднялась Роз, вышли Симона и Виктория. Все уже в пижамах, ночных рубашках, халатах, все, кроме Альбера и Гастона — они без пиджаков, — и мадам Берт, которая весьма достойно выглядит в своем черном бумажном платьице.

Высокий, стройный, с открытым лицом, Робер не в трауре, а в своем обычном твидовом пиджаке. Родные окружают его. Он обнимает мать, она прижимается к нему и тихонько говорит ему что-то ласковое на ухо.

В полутьме столовой виднеются импровизированные постели, на которых спят Гастон, Симона, Роз и Люсьен. Прикорнувшая на матрасе Виктория шепотом окликает Альбера:

— Альбер, поди отдохни хоть немного!

Но Альбер, стоя в тени у двери, смотрит на мадам Берт и Робера, оставшихся вдвоем в коридоре. Робер крепко обнял старушку, которая только сейчас дала волю слезам и горько плачет у него на плече. Они медленно поднимаются по лестнице. Альбера пожирает зависть к брату — любимцу матери.

Гостиница «Занзибар». Раннее утро.

Через открытую дверь Эрнест и Пьер поглядывают на улицу. Люди из похоронного бюро вешают на двери дома Бертини черные полотнища. Изредка появляются прохожие, кое-кто расписывается в книге, лежащей на столике у дверей дома.

Из бара глухо доносится голос Розали. Пьер задумчив, а может, просто плохо выспался. Эрнест, похлопав его по плечу, подталкивает в сторону бара.

Эрнест.Эй! Идем, выпей чашечку кофе!

Пьер направляется к стойке, успев по дороге бросить взгляд на болтающую по телефону Розали. Она в утреннем туалете — очень броском и небрежно распахнутом пеньюаре, ее экстравагантная высокая прическа тщательно налакирована. Трудно разобрать, что она говорит, — осторожности ради она прикрывает рукой рот. Однако ясно, что вопрос идет о свидании и танцульке.